Сокол Спарты

– Мы будем ждать тебя здесь, пока ты не вернешься, – произнес Анаксис и опустился на одно колено. Эти слова он произнес как клятву, и Кир почтительно склонил голову, после чего помог верному спартанцу встать на ноги.

– Благодарю. Твоя служба для меня честь.

Обернувшись, Кир увидел, как на него с осуждающей усмешкой смотрит Тиссаферн. Военачальник указывал в сторону ворот, ведущих в глубь царской террасы. За этим длинным двором начинались первые сады, растущие на щедрой почве, принесенной с равнин; за садами ухаживала тысяча рабов. Там возвышались деревья, давая пестрым от света аллеям благодатную тень. В ветвях, гоняясь за птицами, сигали крохотные обезьянки, а воздух был густ от сочного запаха зелени и жасмина, приправленного терпковатым ароматом древесных смол.

Навстречу Киру вышагнул мальчик-слуга, чтобы препроводить гостя, – непонятно, посланный из почета или в насмешку. Кир его проигнорировал.

Артаксеркс сейчас наверняка сидел у ложа отца. Высылать провожатым царской особе какого-то недоростка – попахивает, можно сказать, унижением. Ну да ладно.

Тиссаферн на ходу словно сбрасывал с себя заботы и тяготы их долгого пути. Он шел, глубоко вдыхая знакомые ароматы, и, кажется, стал как будто чуть выше ростом, расправив плечи и приняв вельможную осанку. Кира он знал всю его жизнь, на протяжении которой был ему наставником и просто другом. Хотя их воззрения во многом различались. Кир относился к людям с любовью, иного слова и не подыскать. Друзья были его страстью, и он собирал их так, как иные склонны собирать монеты. В сравнении с царевичем Тиссаферн едва скрывал свою неприязнь к толпам и потным солдатам.

Без малого час они петляли по извилистым дорожкам, в хитросплетении которых посторонний уже бы десяток раз заблудился. Но Кир знал их все с детства и поэтому за слугой шагал машинально, с рассеянным равнодушием. Покои отца находились на дальней стороне террасы в окружении пальм и под доглядом рабов. Сейчас казалось, что вся эта гора словно ждет его последнего вздоха. Внезапно Киру перехватило горло: до него донеслись завывания отцовых женщин.

* * *

Анаксис поднял взгляд на первый же шорох сандалий, задевших о камень. Спартанцы молча стояли около часа, ожидая от своего предводителя знака. При виде персидского отряда, обставшего с обеих сторон ступенчатый карниз, Анаксис втихомолку ругнулся. На воинах были богато украшенные черные доспехи, а в руках уснащенные каменьями луки, как у стражников в театре или, может, у дверей диктериона[7]. Все равно что дети, порывшиеся в царской казне.

Их начальник выделялся плюмажем из черных и белых перьев, топорщащихся на ветерке, – зрелище, своей величавостью превосходящее то, что можно видеть в Спарте. Умащенная кожа старшего воина жирно лоснилась, а на руках взблескивали перстни. Лука у него не было, а был лишь короткий меч в золотых ножнах (само оружие стоимостью в небольшой город). Анаксис задумчиво нахмурился. От всего этого чванливого богатства веяло беззастенчивым грабежом обездоленных. Зрелище, достойное запоминания.

– Готовь щиты, – отчетливо скомандовал Анаксис.

В отряде многие переместили щиты за спину или прислонили их к ногам. Сейчас они снова их взяли с такой же сумрачной готовностью. На фоне лучников, стоящих в превосходном положении, тесниться внизу было неуютно. Анаксис наново оглядел каменные стены, оценивая их гладкость. Персы стояли поверх спартанцев в три ряда, слева и справа; по числу их было примерно столько же, сколько у спартанского лохоса[8]

, угрюмо взирающего на них снизу.

Воин с плюмажем спустился по узким ступеням на углу и сейчас стоял, наполовину выставив шипованную сандалию через каменную закраину. Все застыло без движения; недвижен был сам воздух, боязливо прервавший свое благостное дуновение. С уходом царевича и Тиссаферна тени слегка вытянулись, но вечерний свет особо не изменился. Несмотря на тепло, Анаксис чувствовал в напрягшемся нутре знобкое покалывание. Персы вверху улыбались, поигрывая со своим оружием. Отсюда было видно, что они пробуют тетиву. Доспехи на них были, судя по всему, церемониальные, но оснастка предназначена для расправы.

Анаксис почесал бороду.

– Как трудно будет взобраться на тот выступ? – спросил он своего друга Кинниса. В более спокойные времена Киннис был мужчиной дородным, по праву гордящимся своей силой. Но за четырнадцать дней тряского бега по пескам он изрядно постройнел и помрачнел.

– Если двое возьмутся за щит вот так, – он прихватил ладонью кромку щита, – то третьего поднимут легко. Думаешь, они собираются напасть?

– Да, – ответил Анаксис.

Он возвысил голос, зная, что воинство персов едва ли понимает по-гречески. – Похоже, нас кто-то решил уничтожить. А потому щиты готовьтесь поднять над головой. Разбейтесь по трое: двое поднимают наверх третьего. До нападения не двигаться, но если нападут, то нужно будет дружно на них наброситься. Мне это место нравится. Так что будем его удерживать до прихода царевича.

– Или пробьемся к реке, – пробормотал Киннис.

Анаксис предсказуемо качнул головой: дескать, этому не бывать.