Сократ

– Этот гадкий провинциал абсолютно не в курсе нашей римской жизни, – вздохнул Нерон, обращаясь к Амуру. И, обняв Сенеку так, что старик опять задохнулся в его объятиях, Нерон благожелательно пояснил: – Эту самую непорочную деву Рубирию, которую ты знал с рождения, я, попросту говоря, изнасиловал, прости за откровенность… Ну изнасиловал – и все дела! Но ты учил меня: цезарь всегда должен радеть о нуждах своего народа! Не могут же эти болваны римляне остаться без символа целомудрия! А слухи ползут, в городе ропот. Как быть?

Амур сделал сочувственное лицо:

– Я собираю…

Сенатор с готовностью заржал.

– Да, собираю наш великий сенат, – подтвердил Нерон. – И сенат издает постановление – считать изнасилованную Рубирию… девушкой! Все тут же успокоились? Довольны? Ни черта подобного! Беда римлян – они абсолютно лишены чувства юмора. Эта самая Рубирия… которую уже опять все считали целомудренной, удавилась! Что делаю я? Метаморфозу! Я тотчас вспоминаю твое учение о единстве противоположностей в природе. И начинаю думать: кто же в Риме может стать самой целомудренной женщиной?..

Амур хохочет – и выталкивает вперед Венеру.

– Да…да, – вздохнул Нерон, – на днях соберется сенат и примет закон: считать эту тварь Верховной жрицей богини Весты! Символом целомудрия! Фантастика, да?

– Зачем ты позвал меня в Рим, Великий цезарь? – спросил Сенека.

– Все-таки не выдержал, спросил, – усмехнулся Нерон. Он приник лицом к лицу Сенеки и зашептал: – Когда тебя поволок в Рим мой трибун – била дрожь? Вон сколько на себя напялил – а все равно знобило?.. – И, оттолкнув Сенеку, добавил совсем добродушно: – А ты сам не догадываешься? Я тоскую по тебе… а ты нас не любишь! Не хочешь даже поиграть с нами в метаморфозы… – И тут Нерон остановился, воздел руки к небу и закричал патетически: – Какие метаморфозы?! Как я мог забыть?! О боги, я, хозяин, до сих пор не позаботился накормить дорогого гостя!

Амур тотчас выхватил у сенатора серебряную лохань с овсом и бросился к Сенеке.

– Идиот! – закричал Нерон. – Что такое еда для философа? Это умная беседа! – И Нерон величественно приказал Амуру: – Немедленно привести сюда четырех самых мудрых собеседников Сенеки!

Амур выхватил из темноты свиток и приготовился записывать.

– Прежде всего, конечно, сенатора Антония Флава… Ой, прости, сенатора Флава нельзя: он превратился в лошадь…

Раздался нежный смех Венеры.

– Да, да… Но зато трое других – они остались! – продолжал Нерон. – Немедля послать за тремя неразлучными друзьями мудрейшего Сенеки – сенатором Пизоном… сладкоречивым консулом Латераном… Ну и, естественно, за Луканом, нашим величайшим римским поэтом Луканом. Ах, любимец Рима…

– Душка Лукан, – в восторге щебетал Амур.

– Не следует их тревожить, – прервал Сенека. – Эти почтенные и немолодые люди давно спят.

Нерон залился добрым смехом:

– Как ты сказал: давно спят? Опять удачная фраза! Что ты, Сенека, какой сегодня сон? Ты же сам видел – толпа… грохот повозок… Где уж тут заснуть! Любимые сограждане с вечера толкутся у цирка. Чтобы первыми с утра занять лучшие даровые места. Они так орут, что я трижды посылал когорту разгонять эту сволочь… прости, великий римский народ. Сколько их завтра здесь соберется! Знаешь, Сенека, говорят, цезарь Кай, когда дикие звери пожрали на арене всех убойных людей и все равно не могли насытиться, приказал бросить на арену наших замечательных сограждан. Их выдергивали прямо из рядов… Прости, тебе неприятно… Но ты не беспокойся, у нас завтра этой проблемы не будет, – он указал на подземелье, – мяса хватит на всех!.. Что ты стоишь? – грозно обратился Нерон к Амуру. – Друзья Сенеки будут просто счастливы обменять эту бессонную ночь на беседу с мудрейшим из римлян. Зови их, и побыстрее, ягодка моя.

И Амур, перевернувшись колесом, исчез в темноте главного входа.

– Да, значит, зачем я позвал тебя в Рим? – добродушно спохватился Нерон. – Просить вернуться. Мне так одиноко. Я устал от Тигеллина. От проклятого кровожадного Тигеллина. Ну почему ты не хочешь жить с нами в Риме?

– Прости, Великий цезарь, но для меня здесь нет покоя. На рассвете меня будит противный крик менял. Чуть сомкнешь глаза – начинает бить кузнечный молот. А воздух? Чем мы тут дышим? Дымом кухонь! А Тибр? Там же плавает невесть что! И теперь, когда я живу на природе среди незамутненных ручьев…

И тут Сенека столкнулся глазами с сенатором, уныло поедавшим овес из лохани. И красноречие его иссякло.

– Отвечу! – закричал Нерон. – Да, загрязняем реки, да, портим природу, да, шумим! Но зато, учитель, мы живем с тобой в просвещеннейший из веков. Если бы наши деды увидели, к примеру, стекла наших домов, через которые проходит свет…

Он поволок Сенеку к центру арены, туда, где решетка покрывала застекленное отверстие. Сквозь решетку был виден страшный пир – яростное непотребное веселье.