Сократ

Указка Фидия нацелилась острием на план Парфенона, коснувшись святыни Афины.

- Приснился мне однажды сон, дорогой Перикл. Ты бы назвал его искушением, но был он до того прекрасен, что я проснулся в несказанном восторге. И сон этот повторялся каждую ночь, пока я не начал рисовать и лепить то, что посетило меня в сновидении.

Перикл заметил, на каком месте остановилась указка Фидия.

- Тебе явилась во сне Афина Паллада?

- Да, - с таинственным видом кивнул скульптор. - Она сверкала, и сверкание это проникло мне в мозг, в сердце, в руки, осияло всего меня...

То, что Афина явилась во сне Фидию, сильно подействовало на Перикла.

- Расскажи подробнее, как выглядела богиня.

Фидий - словно он и сейчас видит этот сон - с благоговением принялся описывать:

- Афина вся была из слоновой кости, в одеянии чистого золота, ее глаза блистали драгоценными камнями. Левой рукой она опиралась на золотой щит, в правой держала маленькую богиню Нику - Победу.

- Победу?! - выдохнул Перикл.

- Да. Победу Афин - и твою, Перикл.

Тут Перикл опомнился:

- Остановись, Фидий! Ты обманываешь меня. Ты не богиню описываешь, но статую, над которой уже начал работать!

Упрек порадовал Фидия.

- Да, и с трепетом жду, что ты скажешь о моем замысле.

Перикл умерил свое раздражение: здесь был Анаксагор, который всегда предостерегал его от порывов гнева. И все же внутренняя дрожь охватила Перикла при словах скульптора.

- Что ты говоришь? Статуя из хрисоэлефантины? Слоновая кость, золото, драгоценные камни... И ее ты собираешься поставить в этом храме?!

- Полагаю, такой красоте там и место, - ответил Фидий.

- Мало тебе, Фидий, - гнев Перикла неудержимо возрастал, - мало тебе, что красота, о которой мы толкуем, возмущает и наших союзников, и Фукидида со всеми его сторонниками? Не знаешь разве, что такое - борьба за власть? Что такое заговоры против демократического правления?

Словно не слыхав этих слов, Фидий мечтательно проговорил:

- Лицо богини было похоже на твое, дорогая Аспасия. У нее было твое выражение, твой мудрый лоб, твои сияющие глаза...

- Ну нет, Фидий! - загремел Перикл. - Так нельзя! Аспасия мудра и прекрасна, но злоупотреблять этим не годится...

- Ты прав, мой дорогой, - подхватила Аспасия. - Не допускай этого! Мне и так уже не раз казалось, что у некоторых богов и героев, вышедших из-под резца Фидия, твои и мои черты...

- Удивительно ли это, если я почти каждый день у вас, если обоих вас чту и люблю? - возразил Фидий, защищая будущее свое произведение.

Перикл спросил, велика ли будет фигура Ники, которую Афина должна держать на ладони.

- Выше человеческого роста, семь-восемь стоп...

- Но тогда твоя Афина должна быть исполинской! - вскричал Перикл.

- В шесть раз больше, - спокойно ответил Фидий. - Меньшая потерялась бы в пространстве Парфенона.

- Ты страшный человек, Фидий. Ты хочешь погубить меня. Но на сей раз я не дам согласия! Подумать только - одеяние до пят, которого хватило бы на шесть скульптур, и все из чистого золота! Какая расточительность! Нет, нет, Фидий. Такой ошибки я не совершу!

Сократ ждал. С восхищением разглядывал статуи - бронза, мрамор, алебастр, - расставленные в перистиле под открытым небом и под навесом портика. Среди кустов рододендрона, осыпанных бледно-фиолетовыми и розово-алыми цветами, разгуливали белые павлины с хвостами, подобными веерам, на каждом пере - блестящий зеленоватый глазок, на маленьких головах коронки. Сократ следил взглядом за благородными коронованными птицами. Временами они издавали неприятные крики, которые мешали юноше слушать взволнованные голоса в том покое, где решался вопрос о будущей короне Афин.

Различая голос Анаксагора, Сократ радовался: присутствие учителя ослабляло чувство стесненности, охватившее юношу. По сравнению со спокойным тоном Анаксагора остальные три голоса звучали куда возбужденнее.

Знаком был Сократу и голос Фидия. Он слышал его приказы и пояснения, когда работал с отцом на Акрополе. Голос Фидия звучал четко и явственно даже среди перестука молотков, скрипа колес и воротов, среди ругани и перебранки на всевозможных языках... В этом голосе - почти всегда повелительность и увлеченность. Голос Фидия колеблется между этими двумя тональностями, меняется только его сила.

Софокла Сократ слышал впервые. По голосу не узнать, что этот человек потрясает толпы людей в театре; но даже и в обычном разговоре у Софокла то и дело слышался стихотворный размер.

Разобрав, о чем говорил Перикл, Сократ затрепетал. Он понял, какой силой обладает этот с трудом сдерживаемый голос прирожденного оратора, покорявший всех, кто его слушает. Алкмеонид... Род, чьи корни уходят в глубокую древность. Слава и проклятие сопровождают его до сей поры. В голосе Перикла Сократ уловил восхищение Парфеноном и Афиной Фидия, - восхищение, которое тем ярче подчеркивает крайний ужас: ведь словами своими Перикл предает себя в руки врагов...

И у Сократа сжалось сердце, когда он услышал это резкое, выкрикнутое с болью: "Нет, нет, Фидий. Такой ошибки я не совершу!"