Сократ из Лондона

У Володи навернулись слезы на глаза. Он сел рядом с женой и обнял ее.

– Света, цветочек мой! Береги Машеньку!

Света достала телефон и начала снимать дочку.

– Вот папочке сейчас пошлем.

Володя опять еле сдержал слезы. Он подошел к Мише и попросил:

– Друг, налей мне еще стаканчик.

Миша налил и они сели на соседнюю скамейку.

– Миша, а выпей со мной.

– Нет, мне нельзя. Я же при исполнении.

– Да брось, Мишаня. Ну один стаканчик.

Миша вздохнул.

– Ой, уволят меня. Ладно, но только один.

Через какое-то время они уже сидели на скамейке в обнимку и пели:

– Есть только миг между прошлым и будущим.

Именно он называется жизнь.

Детская площадка была пуста.

Вдруг Миша посмотрел на часы на руке и воскликнул:

– Вот черт! Мы уже опаздываем. Вставай, Володька, пошли. Нас же ждут.

– Слушай, а ты уверен, что тебе в таком виде туда можно?

– Да, блин. Ты прав, дружище.

– А пошли пока ко мне. Посидим. Ты отойдешь немного. И потом пойдем к твоим.

Миша вздохнул и они тут же исчезли.

Они сидели на кухне у Володи дома. На столе стояло еще пара бутылок, соленые огурчики и другие закуски.

– Вот скажи мне, Мишаня. На хрена тогда эта жизнь, если всем в итоге только плохо? У дочки и у жены трагедия. Я, как ты говоришь, в новой жизни все равно ни фига не буду помнить.

– Ну почти. Окончательно все забудешь только через неделю после рождения. А жизнь… жизнь, Володь, дается, чтобы почувствовать любовь к своим близким и развить ее до любви ко всем остальным. А вы, люди, даже ту любовь, что у вас есть, и то не цените. Вот ты, например, в выходной, вместо того, чтоб с семьей побыть, куда поехал?

Володя опустил голову.

– Поехал новые, навороченые колонки в машину ставить.

– Миша! Не надо!

– Ладно, ладно, ты не виноват. Это ваша природа – думать только о себе. Поэтому, чтобы ее изменить, нужна не одна жизнь. Понимание, что жизнь дается ради любви накапливается постепенно. Пока человек не начинает серьезно над этим работать и, наконец, не достигает счастья любить всех и сливается с общей силой любви, которая всем управляет.

– Но почему об этом никто не рассказывает?

– Ты уверен? Ты прям никогда нигде не читал, что главное – это любовь?

– Ну… это да, слышал. Там сям.

– Все слышат, но почувствовать необходимость жить любовью люди могут только после сильных потрясений.

Поэтому даже твоя смерть в итоге пойдет на благо и твоей дочке, и твоей беременной жене.

Володя вскочил:

– Что?! Как беременной?! Нет, нет, Миша! Я этого не переживу!

Володя заметался по кухне. Вплотную подошел к Мише:

– Послушай! Ты мне друг или нет?

– Ну да.

– Ты обязан что-то сделать. Ты не обычный ангел смерти. Ты… ты же уже кучу вещей нарушил. Напился… Я тебя умоляю. Дай мне остаться с семьей. Я их так буду любить… и всех буду любить… По старой дружбе, а?

Миша развел руками. Потом почесал голову.

– Ладно. Я могу дать тебе полсекунды до аварии. Успеешь отвернуть руль – может, выживешь. Это все, что я могу. Ты готов?

Володя кивнул.

И вдруг он вновь оказался за рулем своей машины и резко повернул руль. Выскочивший грузовик ударил его сбоку. Все померкло в глазах Володи…

* * *

Открыв глаза он увидел над собой улыбающиеся лица врачей. И закричал:

– Уаа! Уаа!

Маша сидела с медсестрой в больничной палате. И вдруг вошла ее мама Света с новорожденным на руках. Маша подскочила к ней.

– Ура! Ура! У меня есть братик!

Света и Маша улыбаясь смотрели на ребеночка. А Володя лежал на руках у Светы, смотрел на них и думал:

– Как же я вас люблю, родные вы мои!

Не в службу, а в дружбу

Года полтора назад на одной Тель Авивской стройке погиб строитель, араб. Провели расследование – несчастный случай, никто не виноват. Но часть рабочих стали обвинять в его смерти крановщика. И даже угрожать ему.

И вот мне все это объясняют в моей компании и добавляют – мы отправляем тебя его заменить. На недельки две. Пока постоянного крановщика туда не найдем. Но ты не волнуйся. К тебе-то претензий у них нет. Короче, если что – сразу звони. Мы тебя спасем.

В общем, ехать туда, как вы понимаете, я особым желанием не пылал. Не было такого, что я не мог заснуть ночью от предвкушения поездки.

Тем более, что строители-арабы, которые мне попадались, и так никогда не отличались покладистым характером. С китайцами, например, работать в 600 раз спокойнее.

И вот захожу я на эту стройку. А там сидят несколько арабов и пьют кофе. И когда замечают меня, их глаза становятся такие "добрые, добрые".

Я здороваюсь и говорю:

– Я крановщик. Куда мне лучше велосипед поставить?

И один из них:

– Никуда.

Я говорю:

– Ясно, сюда значит.

И ставлю его к стенке.

Тогда он мне:

– Ты что, меня не понял? Вы что, все крановщики такие? Ты тоже нас убивать пришел?

И встает с молотком в руке.

Несколько мыслей пронеслось в моей голове – первая: "Ну, может гвоздь просто срочно забить решил?" Вторая:

– Ко мне-то претензий у него нет.

И последняя:

– Кажется, пора вспомнить, чему меня 8 лет учили на каратэ.

И я поднял железный прут.

Остальным строителям это не очень понравилось. И они тоже встали, взяв в руки разные невинные мелочи, типа арматуры.