На голове невесты была знаменитая бриллиантовая тиара ее бабушки, королевы Марии, которую та затем подарила своей невестке, матери Елизаветы (подробнее – в главе «Драгоценности»). Поскольку в день свадьбы на невесте непременно, согласно английской традиции, должно быть что-нибудь «чужое», позаимствованное, этой деталью туалета и стала великолепная тиара. Которая, к ужасу окружающих, развалилась надвое прямо на голове невесты, к тому же буквально за час до выхода! Пришлось срочно ее чинить. Однако, как только справились с этой проблемой, возникла новая – оказалось, что жемчужное ожерелье, которое должна была надеть принцесса, свадебный подарок родителей, выставлено вместе с остальными подарками в Сент-Джеймсском дворце. Положение спас личный секретарь Елизаветы – правда, чтобы добыть ожерелье, ему пришлось сперва прорваться через толпы, которые окружали и Букингемский дворец, в котором была невеста, и дворец Сент-Джеймс.
Букет невесты был из белых орхидей, но, главное, мирт в нем был с того же куста, с которого срывали веточки для свадебного букета королевы Виктории… Правда, и здесь не обошлось без заминки – уже перед выходом выяснилось, что букет пропал. К счастью, быстро выяснилось, что один из служителей дворца просто положил его в коробку со льдом, чтобы цветы не завяли. (Точно такой же букет Елизавете преподнесут, когда в 1997 году они с принцем Филиппом будут праздновать пятидесятилетний юбилей, золотую свадьбу.) Этот букет, согласно традиции, начало которой положила ее мать, Елизавета должна была положить на могилу Неизвестного солдата в Вестминстерском аббатстве. Но, разволновавшись, она просто забыла это сделать, и букет положили туда на следующий день.
Скамеечки, на которые преклоняли колени жених и невеста во время венчания, были сделаны из… двух ящиков из-под апельсинов. Конечно же, их красиво задрапировали розовым шелком, но это было очередным штрихом в общей картине послевоенной Англии. Эта свадьба была более скромной, чем свадьба родителей Елизаветы, но ей радовались не меньше, а быть может, даже больше – ведь позади была страшная, измотавшая половину мира война, и очень хотелось верить, что теперь «и на нашей улице будет праздник».