Сокровища древнего Искера

Но Алисе это было не нужно. Ей нужны были они оба — карие глаза и темно-серые, уверенная улыбка и опасная ухмылка, спокойствие одного и вечный вызов другого. Их разная забота, такие непохожие ласки, сбивающие друг друга темпы словно складывались в один пазл и с самой Алисой превращались в настолько идеальное, настолько безупречное сочетание, что казалось, будто сокровища Искера, Луна Хана и тройственные союзы предков Нарана — всё это было создано с одной только целью.

Обьединить этих троих, потому что только вместе они были подобны алмазу — красивому, ценному, с опасно-острыми гранями. Идеальному, во всех отношениях, сокровищу.

И Наран стоял на страже этого сокровища. Он был доволен восторженными настроениями Алисы. Он чувствовал, что она очарована ими двумя, их жизнью, их свободой. И ему хотелось подарить ей ещё больше эмоций, ещё сильнее вскружить ей голову запредельными удовольствиями. Они с Ханом словно снова стали мальчишками, развязывая драку по любому поводу, с трудом разделяя Алису на двоих, но в этом было особое наслаждение для Нарана. Всегда на острие ножа, в секунде от взрыва, в миллиметре от края пропасти он балансировал, раз за разом бросая вызов другу, проверяя на прочность себя и его, заряжая адреналином драки их обоих и выплескивая его потом сладким и тягучим коктейлем на их любимую женщину. Вечное состязание, вечная борьба, вечное противостояние даже в моменты невероятного удовольствия — вот что лежало в основе жизни Нарана.

И только Хан мог быть идеальным соперником своему другу — каждый день и каждую минуту — полностью разделяя с ним чувства к Алисе и находясь в вечном конфликте по способам их выражения. Только Хан умел смягчать, сглаживать и усмирять своего напарника. Только Хан мог дать Нарану достойный отпор. Он дрался с ним — словесно и физически, на глазах у Алисы и за ее спиной, дрался честно и дрался подло, но каждый раз по одной и той же причине.

Его Спутница и ее счастье.

Хан по-прежнему считал Алису больше своей, чем их. Пусть они делили ее ночью и делили днём, но… Но она — его Спутница, его, и этим всё сказано. Он разделял в своём сердце дружбу с Нараном и любовь к Алисе, он не мог, как его друг, смешать всё в одно — по той причине, что это были совершенно разные категории для него. Но многолетняя дружба и любовь под знаком Луны были одинаково важны. Он уже не думал о том, что однажды Алиса отвергнет Нарана, но допускал, что однажды Наран уйдёт сам — к кому-то другому, кто даст ему ещё больше накала страстей. Но и тогда, Хан знал, его Спутница будет с ним и будет счастлива. Потому что ее для него выбрала Луна, а она не ошибалась ни разу на протяжении многих сотен лет. Уверенность в будущем была значима для Хана, делая его сильнее уже сегодня, позволяя ему крепко стоять на ногах и удерживать рядом двух важных для него людей.

Поэтому он, не раздумывая, купил снова три билета на самолёт из Китая в Монголию. Он хотел познакомить родных со своей Спутницей и хотел показать ей те места, где выросли он и Наран. Хотел увидеть ее глаза, когда перед ней раскинутся цветные шатры кочевников, хотел услышать ее восторженный голос от красот бескрайней степи, хотел почувствовать ее трепет при знакомстве с могучей ордой дружелюбной семьи.

А потом, после вереницы этих событий, он хотел мягким поцелуем разбудить Алису, усадить ее на лошадь и ускакать вместе с ней — далеко, туда, где горизонт подернут дымкой на рассвете, туда, где воздух дрожит под розоватыми лучами восходящего солнца, туда, где можно услышать только крики птиц в вышине и шелест травы под ногами.

И, конечно, там их скоро нагонит Наран, загнав свою лошадь и, как разбойник с большой дороги, заставит их остановиться.

Где-то там — среди бледно-зелёной травы под прозрачными облаками на голубом небе — Хан бросит широкий плед с древними замысловатыми узорами и повалит на него Алису. Он будет целовать ее нежную шею и сладкие губы, будет заглядывать в медовые глаза, затягивающие темнотой желания, будет ласкать ее руками до тех пор, пока она не начнёт умолять. Умолять продолжить, умолять остановиться. Умолять Нарана присоединиться, умолять их обоих исчезнуть. Она всегда так противоречива в эти моменты…

Но и Хан, и Наран сделают то, единственное, чего она по-настоящему желает. Дадут ей то самое, о чем беззвучно прошепчут её губы. Исполнят всё то, что до сих пор стыдливо прячется в уголках её души. Они вдвоём станут её джинами, её волшебниками, её чародеями. А она станет их искрой, их точкой взрыва, их личной квинтэссенцией.

И великая степь будет тому свидетельницей — как трое таких разных станут одним целым, единым и неделимым — настоящим сокровищем.