Итак, Варвара Евлампиевна собиралась бежать. Если бы тут был Загорский, он, без всякого сомнения, по одним только малозаметным деталям вычислил, куда именно, а главное, почему бежит барышня. Однако действительного статского советника в этот утренний час в доме священника не случилось, так что о подлинных причинах бегства и, главное, о его направлении приходилось только догадываться.
Между тем, завершив сборы, Варя сходила к ближайшему дому, где жил уже известный Загорскому и его помощнику старик Антип и постучала в дверь. Жена Антипа преставилась еще в прошлом году, детьми его бог не обременил, поэтому век свой он доживал в полном одиночестве. Варвару Евлампиевну знал он с младых ногтей, очень ее любил, даже немного гордился ей, словно она была не дочкой отца Евлампия, а его собственной, чего, разумеется, быть никак не могло. Тем не менее, следствием такой с его стороны почти отеческой любви стало то, что Варя могла в любой момент обратиться к нему за помощью, и он безотказно и совершенно бесплатно готов был исполнить любую ее просьбу и даже каприз.
Так оно вышло и в этот раз. Тем более, просьба была не особенно обременительная – только лишь довезти ее до станции.
– Куда на этот раз собрались, барышня? – только и спросил Антип.
На самом-то деле ему было все равно, куда направляется барышня, лишь бы вернулась живая и здоровая. Однако вопросом своим он лишний раз изъявлял свое к ней внимание и сердечное расположение.
– Так, пустяки, – легкомысленно махнула она рукой, – есть одно небольшое дельце.
То, что никакие это не пустяки, Антип понял, только подъехав на своем сивке к дому отца Евлампия. Барышня выволокла из дома кофр таких размеров, что им, к примеру, совершенно свободно можно было прихлопнуть небольшого Антипа, как какую-нибудь муху или даже комара. Любому было ясно, что по небольшому делу с таким багажом не выезжают. Либо дело должно быть большое, под стать багажу, либо таких дел должно быть много.
Антип, впрочем, не стал обнаруживать свою смекалку и допытываться, куда именно все-таки можно отправиться с таким вот сундучищем – уж не прямо ли в Петербург? Куда барышне угодно, туда пусть и едет. А он, пусть и в силу малых своих возможностей, изо всех сил постарается ей поспособствовать.
Совместными усилиями Антип и Варвара Евлампиевна загрузили багаж на подводу – да и поехали, помолясь. То есть, на самом деле, конечно, они не молились, во всяком случае, барышня. Она, хоть и поповского семени, а в Бога не то, чтобы совсем не верует, лоб-то все-таки крестит, но как бы это сказать поточнее, не очень-то им интересуется. Но это, опять же, не его, антипово, дело. Черная кость белой кости не указчик, так-то вот оно, господа хорошие, а кто будет лезть, куда не просят, тот рано или поздно либо плетей получит, либо даже дубиной промеж ушей, это правило Антип еще с юных лет затвердил, как «Отче наш».
Антип за ради барышни сивку своего слегка подстегивал, так что расстояние до станции одолели они даже немного быстрее, чем обычно. Между нами говоря, не такой уж он древний был, этот сивка, не древнее Антипа, если лошадиные года на человечьи переводить. Хозяин его просто форсу напускал, чтобы, значит, в тех редких случаях, когда посторонних людей везет, побольше денег с них слупить. А что ж, раз есть у господ возможность по России шастать без всякого дела, из чистого интереса, так и пусть раскошеливаются…
Барышня выволокла свой кофр из телеги, тут же набежали станционные грузчики, за алтын готовые любой багаж не то, что в вагон погрузить, а и прямо на себе его переть хоть до края света. Оно, может, и дешевле бы вышло, чем на поезде ехать, да уж больно долго. За это время, поди, не только состаришься, но и вовсе помрешь.
Один из грузчиков забросил багаж на тележку да и покатил вперед, вперед, к поезду, который через пятнадцать минут должен был от перрона отходить. Барышня напоследок обняла Антипа, велела батюшке ее поклон передавать. Она, конечно, оставила отцу записку, но на всякий случай на словах пусть скажет, что с ней все хорошо и пусть не беспокоится нисколько, она ему вскорости объяснительное письмо пришлет.
Так и есть, подумал Антип, надолго уезжает и, щуря подслеповатый глаз, все глядел вслед Варваре Евлампиевне, как она, нарядная и красивая в синем своем шелковом платье, шла за грузчиком. Вот ей загрузили в вагон ее багаж, вот она сама, легкая и быстрая, как бабочка, вспорхнула внутрь…
На душе у Антипа почему-то сделалось грустно. Показалось ему, что барышня уезжает не только далеко, но и надолго, может быть, навсегда. Из старческого глаза сама собой вытекла соленая слеза. Именно слеза эта, подлым образом исказившая окружающее пространство, не позволила увидеть старику, как господин в полосатом костюме, со знакомой желтой и прищуренной рожей поднялся следом за Варварой Евлампиевной в вагон второго класса.