Сокровища на земле

- Не знаю, чего ты хочешь от меня, я веселая и довольная, - ответила Катя. - Какой у меня видик?

- Такой, что ты сейчас беднягу Лару живьем сглотнешь, и такой, вроде-ты специальность переменила, научную работу решила писать, под названием "Двенадцатый этаж". Всех тут научно изучишь, запишешь, проана-ли-зируешь и сделаешь выводы, доцентиха. Сделаешь выводы?

Последние слова художник произнес так презрительно, что Катя засмеялась. "Если не психовать с ним заодно, то можно еще смеяться", подумала она.

- А на самом деле я не изучаю, а участвую. На равных.

- Господи, - простонал художник, ощущая Катино спокойствие как предательство. - Откуда ты свалилась на мою голову?

Катя улыбнулась.

- Вы про меня говорите?

Лариса подошла любезная.

- Катя, приходите ко мне, у меня есть книжка, в ней портрет, на который вы поразительно похожи. Я вам покажу.

- Имеем комплимент? - спросила Катя и оглянулась на своего художника. Но художник на нее не смотрел.

- Катя похожа на портрет Элеоноры Толедской, Бронзино. Он находится в галерее Уффици, - вмешался Петр Николаевич.

- Все вы старые комплиментщики и донжуаны, - засмеялся художник.

- Бронзино? - спросила Лариса. - Между прочим, на днях промелькнул один Бронзино.

- Да-а, - сказал Евгений, - я видел... этого Бронзино. Как же, как же.

- А почему я ничего не знаю? - удивился художник. - Где? Когда? Какой Бронзино?

- Ну пожалуйста, Арсений, не заводитесь, - миролюбиво ответил Петр Николаевич. - Это такой же Бронзино, как я китайский император.

В этом невероятном мире, где жил двенадцатый этаж, все могло быть. И Бронзино тоже, художник это знал. С ним, правда, чудес не случалось, ему ничего _такого_ не попадалось. Он не стремился к громким именам, но Бронзино особый случай, Бронзино, который так безупречно, божественно писал флорентийских патрициев, надменных, мужественных, исполненных достоинства и красоты. Перед портретом Козимо Медичи в Музее изобразительных искусств художник стоял много раз и помнил плечи, и руки, и мягкую бороду, всю позу. Когда он думал о портрете, у него сбивалось дыхание.

- Какой портрет-то, скажите толком, мужички, - просил он. - Ну ты скажи, Лариса, ты же первая начала.

- Мужчина в черном, с цепью, - сжалилась Лариса.

Художник закрыл глаза и потер виски. Воображение нарисовало уменьшенный вариант _того_ портрета, хотя _там_ цепи нет, и одежда не черная, но черного и _там_ много, живописец любил черный цвет и писал его часто.

- Сколько стоит? - спросил художник.

- Стоил. Недорого, - засмеялся Евгений. - Сто рублев. В магазине.

И все засмеялись.

Художник понимал, что ведет себя глупо и неприлично, но ничего поделать не мог. Хорошо, пусть не Бронзино и к Бронзино близко не лежал, но откуда-то возникла такая легенда? Он не такой гордый, как Лариса-искусствоведка. Ему годится то, что она не берет. Кто-то все равно купил это за Бронзино, кто-то, у кого нашлось сто ре, в нужном месте, в нужный час. Даже если копия _того_ времени...

- Прекратите, Арсений, - прикрикнул на него Петр Николаевич, который читал все его переживания, как книгу с картинками, и сердился и жалел его, молодого, глупого, не умеющего владеть собой, властвовать собою, то, что так хорошо умели модели Аньоло Бронзино.

- Что, братцы, это действительно было похоже? - попробовал улыбнуться художник, показывая, что все миновало, он уже способен на эту тему шутить.

- Пря-амо, сейчас, - буркнул Евгений.

- Ты так думаешь, что кругом одни сплошные идиоты. Похоже ли? спросила Лариса презрительно. - В том-то и дело, что _похоже_. Типичный Бронзино, так бы я сказала. Устраивает?

Все опять засмеялись.

"Они из него дурачка делают, - подумала Катя, - а он подставляется".

- Я ухожу, - сказала Катя, - мне утром вставать рано, а двенадцатый этаж может дрыхнуть. Когда вы все в журнал приходили, а я была новенькая, младший редактор, на вас смотрела снизу вверх, все вы были симпатичные, а теперь я вас что-то не пойму.

- По-моему, ты начинаешь склоку, - мрачно отозвался художник.

- Да. Начинаю.

- В наше время женщина не проблема, а беда, - сообщил художник.

- И мне пора, - сказала Лариса, - я тоже человек раннего вставания.

Она надела милицейский тулуп, перетянулась кушаком, стала похожа, на удалого ямщика, который сейчас взмахнет вожжами, гикнет, свистнет и помчится по Москве и Подмосковью, а поедет назад - в санях у него уже будет лежать Бронзино, да не тот, сомнительный, а настоящий, подлинный, великолепный.

- Ты когда придешь? - спросила Катя у мужа.

- Не будем договариваться. Приду когда приду.

Он произнес это довольно миролюбивым тоном, но Катя покраснела, "где был и когда придешь" спрашивать нельзя, у нее сорвалось случайно, опять ошибка.

- Лапкин-драпкин, я приду.

"Лапкин-драпкин" - признак нежности, чем она ее заслужила, она не знала.

Он обязательно хотел познакомить Катю со своей племянницей. Ему казалось, что он хранитель каких-то последних прекрасных знаний и они кончаются. Может быть, глупости вроде засушенных лепестков в книгах. Пусть, не всем умными быть.