Сокровища рода де Карсо (СИ)

Впрочем, ни Ажену, ни Бенуа, знать это было ни к чему. На зарево асьенды они смотрели несколько мгновений.

— Возьми мой мушкет, а то так далеко не уйдём, — сказал Малыш, протягивая Жаку оружие. А сам взвалил Лангедока на плечи. Бежали они минут десять, пока Поль окончательно не выдохся.

— Всё, надо передохнуть! Теперь уже не найдут!

Они остановились в посадке апельсиновых деревьев и уложили Лангедока на траву.

Бенуа перевернул Роже на живот и разорвал на его спине рубашку. Пуля вошла под правую лопатку. При каждом натужном вдохе и выдохе на ране пузырилась кровь. Жак примотал покрепче широкий лист травы, чтобы хоть как-то остановить кровотечение и осторожно опустил Бретёра на землю.

— Рана очень тяжёлая, Поль,— сообщил он другу.

Малыш, заряжавший пистолеты, перестал забивать шомполом пулю:

— Будем надеяться на Бога, Жак. ...Всё в руках божьих, — добавил он, помолчав, и с остервенением принялся стучать шомполом, смахнув украдкой набежавшую слезу.

В это время Лангедок застонал и открыл глаза:

— Не рассчитал... фитиль надо бы покороче...

Ажен и Бенуа склонились над раненым, не сообразив поначалу, о чём тот хотел сказать.

— Поль... у родника..., Роже помолчал, собираясь с силами, — около нашей рощи... дожидаясь тебя, ... закопал под дальним..., — струйка крови чёрной дорожкой выкатилась из уголка губ, заставив раненого смолкнуть. Лангедок с трудом приподнял слабеющую руку и смахнул кровь с подбородка: — Под дальним кустом опунции закопал свой кошель... Крест возьми себе, а деньги с Жаком... поделите... поделите....

Какой-то посторонний звук отвлёк их внимание. Оба посмотрели в сторону асьенды, подтянув оружие поближе. А когда ничего не обнаружив, повернулись опять к учителю, Лангедок был мёртв.

Г Л А В А 19

Денье благополучно отполз в сторону вдоль стены и, дождавшись, пока отряд испанцев ворвётся в асьенду, и тем и другим станет не до него, пополз наискось к саду, натыкаясь то и дело на оставленные заострённые пни.

Скрывшись в густой темени деревьев, он, не торопясь, обогнул испанские пушки, стоявшие прямо у края вырубки, углубившись шагов на двадцать. После чего привстал и прислушался, стараясь расслышать что-нибудь впереди себя, отметая звуки яростной схватки, доносившиеся со стороны атакуемого дома. Уловив отдалённые стоны в глубине сада, Крысёнок осторожно поднялся и, замирая при каждом шорохе, двинулся в том направлении. Справедливо полагая, что это могут стонать не только раненые испанцы, но и Лаваль, мучаясь обожжёнными ногами. В саду он ориентировался плохо, поскольку никогда по нему не ходил, но с асотеи видел, что посадки фруктовых деревьев, с кое-где прореженными кустами, занимали ярдов сто. В середине сада была большая лужайка, затеянная ещё старым садовником, умершим два года назад. Несколько дорожек, рассекающих сад на треугольники и сходящиеся к лужайке, изрядно заросли кустами, хотя это не помешало испанцам без особых усилий подтащить по одной из них к кромке вырубки кулеврины.

На лужайке же, разместили раненых и лошадей, под охраной двух солдат. Когда Крысёнок подобрался к поляне, два испанца, под звуки доносившейся стрельбы, о чем-то спорили, сдерживая голоса и яростно жестикулируя. Одна из фигур, своей тщедушностью и низкорослостью показалась знакомой. Как только кирасир повернулся, и луна высветила лицо, Денье узнал Гутиэриса.

"Ну, погоди, гадёныш! Я с тобой посчитаюсь!" — мелькнула у него злорадная мысль. "Слава Богу, попался!"

Пожалев, что мушкет разряжен, Крысёнок отложил его в сторону и вытащил нож.

— Эй! Помогите, я ранен! — по-испански прохрипел он, затрещав кустами.

Оба солдата повернулись в его сторону.

— Эй! — подал голос Крысёнок и застонал.

Испанцы, не задумываясь, кинулись на стон и через секунду оба уже лежали с перерезанным горлом, поплатившись за свою доверчивость. Денье забрал их мушкеты, проверив порох на полках, срезал кошельки и с минуту прислушивался.

Пальба на асьенде усилилась, доносились яростные крики дерущихся людей, но рядом было тихо. Осторожно выйдя на поляну, он подошёл к уложенным на земле носилкам.

Лаваля он нашёл сразу. Связанный, тот был заколот кинжалом в грудь. Жалобно и тонко завыв над телом своего друга и хранителя, Жерар опустился на колени, поцеловал Пьера в лоб и застыл, проклиная свою судьбу. Он не подозревал, что это дело рук злопамятного Гутиэриса, а то бы тщедушный переводчик не умер такой лёгкой смертью. Осталось только отомстить проклятым гачупинам. Крысёнок с холодным ожесточением добил с десяток тяжелораненых испанцев, оставленных перед боем на поляне. Срезал (у кого было) кошели с деньгами и десятка два бандальер с мушкетными зарядами.

Освободив тело Пьера от верёвок, Жерар взвалил его на коня и потихоньку двинулся прочь.

Въехав в апельсиновую рощу, он остановился, опустил Лаваля на землю, ножом снял дёрн и начал копать могилу. Земля была влажной и легко поддавалась рукам и широкому лезвию охотничьего ножа. ...

Г Л А В А 20