— Извините, господин полковник, я обязан сделать эксгумацию трупа и произвести медицинские исследования, — заявил шеф. — И не потому, что не доверяю вам. Этот факт станет безусловно известен спецпрокуратуре, и что я им покажу? Отчего умер человек по прозвищу «Птицелов»? Пожалуйста, занимайтесь своим делом. Меня не интересуют его секреты. Но когда речь идет о человеческой жизни — я обязан вмешаться по долгу службы.
Он врал, обеспечивал себе прикрытие. И можно было представить, какой акт судмедэкспертизы окажется в его руках! На трупе, пролежавшем в земле пять месяцев, найдутся следы насилия — ссадины, кровоподтеки, ушибы и переломы костей. И яд найдется. Ведь его можно впихнуть в рот пострадавшего...
Комиссар явно шел на абордаж. Возможно, знал, что «папа» очень занят в связи с государственным переворотом, и пользовался случаем беззащитности Арчеладзе.
— Да, пожалуйста, товарищ генерал, — спокойно ответил полковник. — Желаю удачи.
И, не спросив разрешения идти даже для субординации, ушел, оставив двери открытыми.
В другой раз он бы уже полыхал от гнева, но сейчас ощущал полное спокойствие, и только мысль работала стремительно и с каким-то азартным, злым задором. Комиссар хорошо изучил его и знал, что взбешенный, заведенный Арчеладзе не способен правильно оценивать ситуацию и будет делать глупости. Возможно, рассчитывал, что, придя в себя, испугается того самого предполагаемого акта судмедэкспертизы и побежит к Комиссару искать контакт А контакт возможен будет лишь при условии хотя бы частичного подчинения для начала. Увяз коготок — всей птичке пропасть...
— Разыщи Кутасова, — на ходу приказал секретарю Арчеладзе. — И срочно ко мне!
На улице моросил мелкий дождь, окна «плакали», а полковник в своем кабинете вдруг начал испытывать ощущение праздника. Он принес из комнаты отдыха бутылку вина, бокал и сел за рабочий стол. С удовольствием выпил, но не для того, чтобы выгонять стронций из организма: сегодня он забыл о белесой пыли, исторгаемой из тела. Сегодня росли волосы и пробивалась борода...
Подвижный, лупоглазый Кутасов был человеком жизнерадостным и, видя начальство, отчего-то всегда улыбался — слегка ехидно и добро.
— По вашему приказанию!.. — играя солдафона, козырнул он, появившись на пороге.
— Садись, Сергей Александрович! — предложил Арчеладзе. — Насколько знаю, ты не пьешь?
— Только на Новый год, Эдуард Никанорович! — засмеялся Кутасов, а сам ждал какого-нибудь слова о вчерашней своей работе.
— И хорошо, — одобрил полковник. — Тебя не смутит, если я буду потягивать винцо?
— Ради Бога!
— Мне понравилось, как ты вчера сработал.
Кутасов просиял — рот был до ушей.
— Ничего мы их! Пока они тыры-пыры-пассатижи, мы их хоп! За Кольцевой выпустил на травку. «Спасибо, началнык!» — кричат. Думали, расстреливать везут, как у них.
— Ты им одежду отдал?
— Рубахи оставил. И наручники. У них же в Осетии еще тепло.
— Логично. А наручники-то снял?
— Нет. А зачем? Дорога ровная, спотыкаться не будут. Чего доброго, разбредутся еще. Поставил лицом в сторону Кавказа и скомандовал.
— Ты до службы у нас кем был? — спросил Арчеладзе, восхищаясь непосредственностью командира группы захвата.
— Я-то? О!.. Сначала каскадером на «Мосфильме», потом постановщиком трюков недолго... Ну а потом в группу «Альфа».
— Так вот, Сергей Александрович... — полковник отпил вина. — Тебе надо поставить два трюка. Первый — кадровый, второй — каскадерский.
— Любопытно, товарищ полковник! — Опять рот до ушей.
— С сегодняшнего дня твоя группа полностью освобождается от всяких посторонних нагрузок. Будешь тренироваться ежедневно. План занятий представишь мне.
— Об этом и мечтать не смел... А тренироваться опять на полигоне?
— Будет и пленэр, погоди, — остановил полковник. — Нужно увеличить группу до пятнадцати человек. Подыщи кадры. Порыскай в «Альфе», в «Вымпеле», в общем, собери звезд из всех созвездий. На кого пальцем покажешь — тот и твой.
— Эдуард Никанорович! Что я слышу?.. Эх, не дожидаясь бы Нового года, сейчас махнуть...
— Я тебе махну!
— Шутка, товарищ полковник!