– Да мы знаем, Гена, не переживай ты так, с кем не бывает… – попытался его успокоить Родионов. – И любой другой на твоем месте так поступил бы. Что особенного? Ты ж никого не убил, никому зла не причинил.
– Причинил, – ответил Пафнутьев. – Причинил зло. Игорь Черняев всю свою короткую жизнь этому открытию посвятил. Он одного хотел – чтобы оно до других дошло, чтобы пригодилось. И Федор Двигун, умирая, помнил об этом. А я их обманул.
– Передали тетрадку в Академию наук хоть сейчас? – спросил Заболотский.
Ответил Евлампиев:
– Да. Я недавно в Москве был и спросил у знакомого физика из МГУ, как раз он космосом занимается, знает ли он что-либо об открытии Черняева. Он ответил, что знает. В основном оно, конечно, опоздало, но кое-какие моменты, кажется, еще могут быть использованы. Сейчас изучают.
– Акиньшина в Ворске будут судить, – сказал Павлов. – Не меньше двадцати лет светит, а то и вышка.
Помолчали.
– Ольгу Васильевну жаль! – вздохнул Евлампиев. – Царствие ей небесное!
Выпили за помин души Ольги Васильевны.
Постепенно разговор перешел на текущие дела. Безухин через стол обратился к Ирине Евлампиевой:
– Спасибо, Ирина Олеговна, и вам, и дочке вашей Лене за юбку для матери. Очень она ей хорошо подошла! В самую пору пришлась!
– Да, спасибо тебе, – встряла и Федора Маркеловна – Такая юбка хорошая вышла! Я ее все время теперя ношу. Вот только жарко скоро станет, а она ж теплая… Надо будет ее постирать и сложить на антресоль на все лето – слышишь, Витя, ты ее во дворе не вешай больше! Дома будем сушить! А то как придет опять эта кикимора!
– Эта кикимора больше не придет! – возразила Прасковья Ивановна. – Разве другая какая объявится… – она тяжело вздохнула.
И все почему-то посмотрели на двух Александров – Александра Первого и Александра Второго.