Читаем Сокрытый в Тени Крыла полностью

Безделье, это сооовсем не так хорошо, как кажется. Вот лежу я в своей маааленькой кроватке, и нииичигошеньки не делаю. Убиться об стену хочу, честное слово. Говорить со мной никто особо не пытается. На мой рев обычно лишь проверяют пеленки, и, бросив пару фраз, оставляют без дела. Ах**ть! Жаль, даже повеситься нельзя, не на чем. День лежу, думаю, что делать. Второй. Пятый. Голова вроде что-то соображает, значит надо себя чем-то занять. Лежу, дрыгаю руками - ногами, пытаюсь перевернуться, встать на четвереньки. Естественно организм месяца примерно отроду на такие выкрутасы пока мало способен, но попытка, она не пытка. Первые три-пять тысяч раз. Потом надоедает. Тело крепнет ооочень медленно, поэтому переключаюсь на окружающий мир. Говорят в этом мире мало и на непонятном языке. Но я все равно прислушиваюсь, мне еще самому тут жить и со всеми ими говорить на этом же непонятном языке. Кусок потолка над кроватью меня уже порядком бесит. Деревянные доски, и все как бы. Большего мне не видать. Ну, разве что, когда мама берет на руки, покормить. Квартирка маленькая, комнатка, через дверь видна кухня. Ничего, привычного глазу, нет. Кровати немного странные, низкие, мебель тоже какая-то не такая. Вроде все шкафы, но все равно не привычно. И чего-то не хватает. Вот точно должно еще что-то быть, но его нет. Что-то такое родное и знакомое, но вспомнить не получается. На окне занавесь. Занавеской назвать не могу, это иное. Маленькие тоненькие палочки, складывающиеся в цилиндр, связанные веревкой. Понятия не имею, как называются. Мать обычно в этаком халате, но не халате. Что-то отдаленно знакомое, но названия тоже не помню. С отцом все понятно, тот ремесленник какой-то. Опилки на руках, фартук этот, который он отчего-то не оставляет на работе.

И вот, что странно. Есть кое-что, что мне вообще категорически непонятно. Какая-то штука, к которой я все пытаюсь прислушаться, но не выходит. Ну, вот есть она, это точно говорю, а что это, без понятия. Ничего подобного в скудных остатках воспоминаний нет. И вот лежу я большую часть времени, помимо дерганья конечностями, еще и прислушиваюсь к этой непонятной штуке.

Долго прислушивался. Вставать на четвереньки научился куда раньше. Неуклюжее слабое и неповоротливое тело держало меня плохо и неохотно. С телом я боролся, и заставлял больше шевелиться. Вот, что я нового ощутил, так это просто жуткий страх перед смертью. Меньше всего на свете хотелось умереть еще раз. И этот инстинкт самосохранения давил на психику постоянным желанием саморазвития. До кучи ко всему, мой мир, то немногое, что я помнил, был переполнен информацией. А здесь ее были гроши. И скука медленно перерастала в настоящий информационный голод. С каждым днем все более и более сильный. Не способность общаться заставляла пытаться повторить те слова, которые я слышал. Недостаток контакта с внешним миром заставлял шевелиться и развивать тело, пока способное самостоятельно проползти пару метров. Да и отпускали ползать меня крайне редко. К тому же эта странное ощущение, идущее откуда-то из тела, тоже покоя не давало.

Через какое-то время мои бесконечные попытки заговорить были услышаны, и теперь мама постоянно о чем-то со мной разговаривала. В смысле она по несколько раз произносила слова, а я, как мог, их повторял, абсолютно не понимая смысла. Вскоре разобрался с самыми простыми словами. Ну, там, мама, папа, кушать. Первичные желания удовлетворять, так скажем. Но молчать я не собирался ни в коем случае. Доболтался, ага, мама начала жаловаться папе, что я ее уже достал. Ну, не так открыто, конечно, но близко по смыслу. Теперь отец, приходя вечером домой, читал мне сказки. Точнее он рассказывал легенды, которые я понимал лишь отчасти. Примерно в тоже время начал вставать и пытаться удерживать тело на ногах.

Первый раз пришлось задуматься об излишней нетерпеливости, когда мать пригласила врача, сказав, что ее ребенок ведет себя несколько необычно. Встает, отпускает руки, шлепается мордой в пол, кряхтит, но не плачет, поднимается, и повторяет все это заново. И так далеко не по разу. Ну, и еще ряд мелочей, на ее материнский взгляд, не понятные. Этот, хм, врач, а одет он был как-то слишком странно для врача, подошел ко мне, и...

Мать Моя Гвардейская Кавалерийская Дивизия!!!

У этого недоделанного Гудини рука засветилась, и он мне свою эту руку засунул прямо... Нет, благо в живот. Покопался там, пощупал, отчего мне стало ну очень не по себе. Вытащил, и сказал что все нормально, ребенок здоровый, ну, эт насколько я его понял. А еще есть что-то, что я не понял, и что надо будет потом еще проверить. Ох, ты ж, мама роди меня обратно. Куда это меня занесла нелегкая? Нет, живой, это, конечно, спасибо. Но вот так голыми, не проспиртованными руками шариться в чужом тельце без наркоза и анестезии, это вам совсем не шутки.

Перейти на страницу:

Похожие книги