Соль чужбины

«...Положение русской армии в Болгарии в случае вооруженного выступления земледельцев будет для нас чрезвычайно затруднительно В этом случае нам необходимо соблюдать полнейший нейтралитет, дабы не вызвать к себе новый взрыв вражды со стороны болгарского народа и иностранных держав, этого же требует наш долг по отношению к гостеприимно принявшей нас стране. При этом положение наше будет значительно облегчено, если болгарская армия в этом вооруженном выступлении окажется на стороне короны. Если же она расколется и в большей своей части окажется на стороне земледельцев, то обстановка для нас сложится значительно тяжелее, но и в этом случае я не вижу оснований отказываться от нашего нейтралитета, так как конец борьбы будет знаменовать возвращение к существующему ныне политическому положениях Только в одном случае обстановка может заставить нас выйти из положения нейтральных зрителей, именно, если это выступление будет организовано земледельцами совместно с коммунистами, так как успех в борьбе, одержанный левыми партиями, при этой группировке сил имел бы первым последствием расправы с нами...»

Резолюция на информации:

«Контакт с «Доктором» разрешить. Принять меры к установлению надежной связи «0135» с «Цветковым».

ИЗ ЦЕНТРА В БЕЛГРАД «0135»

«Встреча с «Цветковым» в Софии, парке «Борисова Градина», вторая скамейка справа от входа, первый, третий понедельник с 17 до 18 часов. По средам — кофейня «Варна» на улице Царя Шишмана, второй столик, справа от входа. Ваши приметы «Цветкову» известны. Пароль: «Ужасно разболелся зуб. Не посоветуете ли хорошего дантиста поблизости?» Отзыв: «У меня брат — дантист. Но я у него никогда не лечился».

Центр».

3

— Как можно так воевать, если у нас первой проваливается разведка! — кричал на Достовалова Кутепов. — Я всегда знал: дерьмо этот ваш Самохвалов! Скот и дерьмо! Ему лошадей чистить!

— Но почему — мой? — обиженно возражал начальник штаба, не желающий идти на обострение отношений.

— Ваш, мой — какая разница! Русский офицер дает вонючим болгарам обыскать свою канцелярию и арестовать тайные документы. Да он обязан был отстреливаться до последнего патрона! Он опозорил мундир! Разжаловать его, предать военно-полевому суду!

— Вероятно, гостиница «Континенталь» не лучшее место ни для обороны, ни для содержания разведывательного архива, — пожал плечами Достовалов. — Очередное свидетельство того, что не лучшие офицеры занимают ответственные посты. Остается надеяться, что Самохвалов успел уничтожить наиболее компрометирующие материалы. Когда это произошло, господин генерал?

— Два дня назад, шестого мая. Два дня! А мы узнаем поздно вечером. При такой связи, дорогой мой...

— Возможно, и нам следует принять какие-то меры безопасности?

— Нам! — Кутепов расхохотался. — Пусть только сунутся, я им покажу кузькину мать!

— Во всяком случае, полагаю, необходимо связаться с главным командованием.

— Все они уже и штаны запачкали. Где этот ротмистр, связист главкома? Бекающий, как баран.

— Сдал документы и уехал. Несколько, я бы сказал, поспешнее, чем обычно.

— Проклятье! Мы опять без связи! — Кутепов в задумчивости левой рукой подкрутил ус, огладил бородку. И с нескрываемым презрением посмотрел на своего начальника штаба. Подумал с неприязнью: «Дрянцо. Таскаю его за собой от Орла. Сколько раз за производство в очередной офицерский чин бился. Столько времени минуло, а он все такой же: хвастливый, пронырливый, мгновенно теряющийся в моменты минимальной опасности...» И спросил грубо: — Что намерены предпринять, генерал?

— Затрудняюсь, — как показалось Кутепову, достаточно резко, даже с вызовом, ответил начальник штаба. — Жду ваших приказаний, господин генерал, — Достовалов встал, щелкнул каблуками.

Кутепов, стиснув зубы, откинулся на спинку кресла. Сказал хмуро: