Соль и сахар

– Это большая дань уважения старому рецепту. Я горжусь тобой, сынок, – заявляет он, и глаза Педро блестят. Я знаю, он так долго ждал, чтобы услышать это. – В твоем возрасте я однажды пек вместе с Джульеттой. Это был пирог «Соли» и «Сахара», рецепт, который создавали наши матери.

– Что?! – восклицает мама.

– Отец! Я не знала… – потрясенно произносит донья Эулалия.

– Думаешь, что вы с Габриэлем были единственными, кто пытался положить конец вражде? – спрашивает маму сеу Ромарио. – Мы с Джульеттой тоже пытались… Наши матери узнали об этом. Мы хотели сбежать вместе, но я не смог оставить родную мать. Я был ей нужен. Она сделала все, что могла, чтобы воспитать меня, и я не смог найти в себе мужества бороться за Джульетту. И Джульетта тоже вернулась, и сделала все возможное, чтобы вернуть доверие своей матери. Может быть, после смерти наших матерей мы могли бы снова быть вместе. Мы могли бы сказать, что все это кануло в Лету. Но трудно плыть против такого сильного течения. А потом появился Габриэль и увлекся тобой, Элис. Когда ты попыталась испечь с ним пирог «Соли» и «Сахара», я подумал, что это снова принесет сердечную боль.

Мамины глаза блестят от злых слез.

– Если это правда, если вы любили мою маму и пытались положить конец вражде с ней, почему вы назвали Габриэля предателем? Он любил вас как родного отца! Как я могу поверить, что вы будете уважать отношения моей дочери и вашего внука? Что вы не причините им вреда, как причинили боль Габриэлю и мне?! – кричит она.

– Я не хотел, чтобы Габриэль пострадал. Я должен был прислушаться к нему, – сдавленным голосом отвечает сеу Ромарио. – С тех пор как скончалась Джульетта, мои мысли витают в прошлом, и я продолжаю думать о Габриэле, о том, что все могло бы быть по-другому, и он был бы жив, если бы я принял вас обоих. Если бы я не отослал его тем вечером, он был бы сейчас здесь. Я так сожалею о том, что тогда так отреагировал. Я глубоко сожалею об этом, Элис. Это я оказался предателем. Не Габриэль. Я предал его доверие, когда повернулся спиной к нему и к тебе, после того как пообещал ему быть его крестным отцом. Я не смог стать его семьей.

Мама поджимает губы, и я вижу, как ее плечи немного расслабляются, а тело отчасти утрачивает защитную позу. Я думаю, все эти годы она ждала, чтобы услышать извинения сеу Ромарио за то, как он обошелся с папой.

Он смотрит на Педро и на меня.

– Но я больше не повторю ту же ошибку. Эулалия, завтра ты не будешь продавать «Сахар». Если мой внук говорит, что хочет управлять им, он получает на то мое благословение.

Педро стоит, дрожа, рядом со мной, как будто сдерживает слезы. И тут сеу Ромарио обнимает его. Это первое объятие, которое я когда-либо видела между ними, и Педро тает.

– Я не хочу тебя разочаровать, – говорит он.

– Ты никогда не сможешь меня разочаровать, ведь ты мой внук. – Сеу Ромарио хлопает его по спине, не в силах сдержать собственных слез. – Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, – говорит Педро.

На этот раз он не пытается скрыть свои слезы. Его плечи трясутся, а мать гладит его по спине, сама выглядя заплаканной.

Синтия стоит рядом со мной, и когда я смотрю на нее, она улыбается. Виктор тоже рядом, а Пэ-Эс – прямо за ним, хлюпает носом. Мое сердце, кажется, вот-вот разорвется.

– Хотела бы я, чтобы моя бабушка была здесь и видела это, – говорю я своим друзьям.

– Она здесь, – заверяет меня Пэ-Эс.

– Элис, – подходит к маме донья Эулалия. – Я не понимала, что мой отец и твоя мать… ну, ты понимаешь. Я знаю, это нелегко, но, может быть, мы… Может быть, мы могли бы, по крайней мере, перестать прислушиваться к слухам? Скажи мне правду. Ты завершила переговоры со «Сделками»?

– Нет. Я назначила встречу только на завтра, – говорит мама. Она делает глубокий вдох. – И я прошу прощения за то, что обвиняла вас в слухах о крысах… Недавно я узнала, что их распространяли «Сделки-Сделки».

Донья Эулалия выглядит озадаченной, но продолжает:

– Я никогда не забуду, что ты позволила мне одолжить твою машину, чтобы отвезти отца в больницу. Тогда я не знала, как тебя отблагодарить. Так что… спасибо тебе.

В том, как они извиняются, много неловкости. И много неловкости в том, как они стоят рядом друг с другом, как будто все еще не могут поверить, что находятся в одной комнате и обсуждают неразделенную любовь бабушки и сеу Ромарио.

Мама смотрит на меня, ожидая подтверждения.

– Это действительно то, чего ты хочешь? Хочешь однажды заняться «Солью»?

– Да, – от всего сердца говорю я.

Мама прерывисто вздыхает, ее глаза светятся решимостью. Она поворачивается к донье Эулалии.

– Хорошо, Эулалия, что будем делать, чтобы помочь нашим детям? Мы должны обеспечить их безопасность. Неужели мы объединимся еще раз и откажемся продавать?