Солдат удачи

Кэролайн хотела было возразить, что Уолдгрейвам не впервой сидеть за решеткой, но она прикусила язычок. Не стоило ворошить прошлое и не стоило отзываться дурно о бедном Джордже, который, как и его брат, умер таким молодым.

Так что Кэролайн сказала только:

— Я слыхала, что Фрэнсис собирается реставрировать Строберри Хилл.

— Да, — ответила ей мать, — и я поддерживаю эту идею. Ведь это именно она и Джордж разорили наш замок. Впрочем, только Бог знает, что выйдет из всех этих планов. Возможно, это просто прожекты. — С годами ее неприязнь к бывшей невестке лишь окрепла, и Энн мстительно добавила: — Говорят, что старого мистера Харкорта очень раздражают бесконечные вечеринки, которые Фрэнсис устраивает в его доме. Я уверена, что она воображает себя душой общества.

Никто не знал, что можно на это ответить: ведь это была совершенная правда. О вечеринках в доме мистера Харкорта на Ньюнхэм-Парк говорили как о самых веселых и блистательных собраниях в Лондоне. А семья Фрэнсис посмеивалась над ее склонностью к театру и над любительскими спектаклями, которые она устраивала прямо на дому.

Наконец, Элджи примирительно произнес:

— Это уже ее дом.

Супруга бросила на него испепеляющий взгляд. Снова повисло молчание, а затем его нарушил голос Иды Энн.

— Сегодня ночью я слышала, как в часовне плакал Жиль, — мрачно объявила она. — Это дурной знак. В нашей семье произойдет несчастье.

Отчим тяжело взглянул на нее, как рассерженный бульдог.

— Ну и ну! — проворчал он. — Кажется, за столом есть несовершеннолетние. Думайте, что говорите, моя юная леди.

Глаза Иды Энн превратились в колючие иглы, но она не стала отвечать и лишь презрительно покачала головой. Впрочем, старший сын Кэролайн, Чарльз (ему было уже восемь лет, и он рос таким же остроумным, как его родители), спросил:

— Кто такой Жиль?

Никто не ответил, и через несколько секунд его отец, придерживавшийся очень прогрессивных взглядов на воспитание детей и не веривший в старую поговорку, что детей полагается видеть, но не слышать, сказал:

— Это, как говорят, призрак шута.

— Призрак? — в один голос воскликнули остальные дети, а маленькая Эмили, младшая дочь Кэролайн, спросила:

— А что такое призрак, папа?

Фрэнсис, обнаружив, что он зашел слишком далеко, небрежно ответил:

— Что-то вроде феи.

— А я слышал, что это не совсем так, — пробормотал Чарльз, но ледяной взгляд Кэролайн заставил его замолчать.

После обеда, когда все перебрались в Музыкальную Залу (этот пышный титул носила комната, некогда бывшая спальней сыновей сэра Ричарда Уэстона), Чарльз прошептал на ухо своему брату Фредерику, который был следующим в семье по старшинству после Чарльза:

— Призрак — это душа умершего человека, которая возвращается, чтобы гулять по земле.

— Я знаю. Я слышал об этом в школе, — ответил Фредерик.

— Тогда как насчет того, чтобы поохотиться за Жилем сегодня ночью? Чартерз Младший — парень из моего класса — охотился на призраков в старом аббатстве и увидел безголового монаха.

Фредерик слегка побледнел и сглотнул слюну, но все равно ответил:

— Хорошо. А мы возьмем с собой Арчи и Джорджа?

— Нет. Они все время дерутся. Они все испортят.

— Я просто подумал…

— Нет. Слушай, мама за нами смотрит, так что веди себя потише. Встретимся в полночь в Большой Зале. Плохо, что я сплю в одной комнате с Арчи, но он храпит, как свинья, и едва ли проснется.

— Хорошо.

— Смотри не засни, а то проспишь.

Фредерик, выглядевший немного испуганным, но весьма решительным, ответил:

— И ты не засни.

Итак, когда карты и музыка наконец окончились в этот рождественский вечер 1848 года, двое малышей с мерцающими свечками в руках осторожно пробрались босиком вверх по Восточной Лестнице в часовню, на месте которой некогда была Длинная Галерея.

В ушах у них отдавались сотни звуков спящего дома. У догорающего камина в библиотеке вздыхали Полли и Энфус, по всему замку трещали и скрипели рассыхающиеся половицы. Огромные дедушкины часы в Большом Зале пробили четверть первого и вновь принялись звучно тикать. А где-то в другом месте несколько секунд спустя прозвонили маленькие дорожные часы. Потом над головами у мальчиков раздался скрип — точь-в-точь такой, словно там кто-то ходил.

Оба брата так и подскочили на месте, и Фредерик спросил:

— Что это было?

Но Чарльз только прошипел: «Шшш!» — и продолжал на цыпочках подниматься по лестнице.

Перед ними лежала часовня, освещенная ледяной луной. Полосы серебристого света чередовались с тенями, пробиваясь через занавешенные плющом окна. В одной из таких полос на полу, улыбаясь, сидел человек в грубой льняной рубахе и темных штанах, стянутых до колен перекрестной шнуровкой. Его лицо внушало такое доверие, оно было таким веселым и добрым, глаза незнакомца так приветливо моргали, что дети совсем не испугались. Более того, Чарльз, прекрасно знавший со слов Чартерза Младшего, что призраки всегда бывают в белых простынях или без голов, смело подошел прямо к незнакомцу.

— Кто ты? — спросил он.

Вместо ответа человек поднялся на ноги и прошелся колесом.

— Слушай, — произнес Фредерик, подойдя к ним, — это было здорово. Я тоже хочу так делать.