Солдат удачи

Нерис вдруг испустила торжествующий вопль. Дарт, не прекращая сечь и рубить, мельком взглянул на женщину — в ее руках подрагивало что-то продолговатое, тонкое, отливающее желтым костяным блеском. В следующий миг его сознание словно раздвоилось: он по-прежнему пытался устоять на сгустке трепетавшей под ногами плоти, дотянуться острием до безглазых голов и вытащить дисперсор, но в то же время видел, как Нерис склоняется к воде, подносит тонкую кость к губам, проводит по ней пальцами, как бы что-то нащупывая. Внезапно резкий пронзительный звук раскатился над рекой, заставив вздрогнуть; подстегнутый им, он надавил спусковую пластину дисперсора и приподнял ствол, стараясь, чтобы луч не коснулся воды. Несколько тварей, разрезанных напополам, исчезли, но под их тушами копошились другие легионы монстров, уже не десятки, а сотни. Возможно — тысячи…

— Мон дьен!.. — прошептал Дарт, направляя оружие в воду.

Однако он не успел нажать на спуск — протяжные звуки повторились снова, и через мгновение рядом замелькали гибкие тела с вытянутыми головами, увенчанными грозным бивнем-рогом. «Старая добрая черная магия», — мелькнула в его мозгу мысль, когда дельфины окружили их плотным кольцом. Действовали они с поразительной быстротой, кромсая, перекусывая и заглатывая еще шевелящиеся обрубки; было их дюжин пять или шесть, но мнилось, что речные воды кипят под ударами мощных хвостов и плавников, и каждая волна щерится зубастой пастью. Стремительные силуэты скользили у поверхности и в глубине, переворачивались, изгибались — неуязвимые, хищные и прилежные, будто иразы-чистильщики, каких Дарт встречал на Анхабе, и столь же, на удивление, эффективные. Заметив, что левиафан уже не корчится, а лишь чуть-чуть подрагивает, он свесился над бортом и выяснил, что червей у днища больше нет, а двигательная мембрана хоть и не изодрана в клочья, но сильно повреждена. Это было неприятным открытием. Способен ли их живой корабль плыть? И что означает эта дрожь? Трепет облегчения или предсмертные конвульсии?

Но дрожь вскоре прекратилась, а разрывы прямо на глазах стали затягиваться свежей плотью — видимо, их судно обладало потрясающей способностью к регенерации. Брокат перестал метаться в воздухе, опустился Нерис на плечо, и она, выронив костяную свирель, пригладила его взъерошенную шерстку; потом села, закрыла глаза и в изнеможении откинулась на борт. Губы ее шевелились, и Дарт, напрягая слух, понял, что женщина творит молитву одновременно на нескольких языках. Знакомые слова фунги складывались в благодарность речным братьям, что вовремя пришли на зов; само собой, не был забыт и Предвечный Элейхо.

Тем временем стайка дельфинов рассеялась, и только трое-четверо крутились у самого дна, над обломками Марианны, будто любопытствуя, что за невиданная вещь вдруг очутилась в их реке. Дождавшись, когда они исчезнут, Дарт вскинул дисперсор, выставил на полную мощность и полоснул лучом по прибрежному откосу. Пласт земли, песка и глины медленно пополз вниз, заваливая воронку, но он продолжал стрелять, пока над водой не поднялся овальный холмик. Потом взглянул на свое оружие: полоска указателя энергии мерцала у самого нуля.

Шепот смолк, глаза Нерис распахнулись.

— Зачем ты это сделал?

— Так нужно, моя госпожа. Нельзя, чтобы в моем бхо устроили логова гнусные твари. Я этого не хочу.

Она пожала плечами и посмотрела на свой джелфейр, уже наливавшийся зеленым цветом.

— Бхо есть бхо… Пока в них бродит жизненная сила, они способны исцелиться от самых тяжких ран и послужить нам сотню циклов, а иногда и больше. Но мертвый бхо… Кому он нужен? Это ведь не разумное существо!

— Мой был почти разумным, — ответил Дарт, глядя на удалявшийся холмик. Левиафан не проявлял никакой активности, их медленно сносило по течению, и вскоре насыпь над могилой Марианны исчезла за излучиной реки.

Женщина занялась его боком, откуда был выдран изрядный кусок: велела лечь, пристроила к кровоточившей ранке Броката, а когда тот насосался, приложила ладошку, что-то пошептала, и ручеек крови иссяк. Затем ожоги и онемевшие места были растерты мазью, и хоть ее воздействие оказалось быстрым и целительным, Дарт все же дотянулся до скафандра, вытащил прилипалу и шлепнул на плечо. Он ел пищу рами и спал с женщиной рами; их метаболизм был, вероятно, близким — но вот насколько близким? Рисковать ему не хотелось.

Но заботы Нерис и тревога на ее лице были приятными. Наблюдая, как просветленная шира то роется в груде свертков, шкатулок и сосудов с целебными снадобьями, то хлопочет над ним, Дарт блаженно усмехался и норовил, поймав ее руки, прикоснуться к ним губами. Когда Нерис, согнав Броката, остановила кровотечение, он полюбопытствовал:

— Тебе привиделось в вещем сне, что моя кровь прольется… Вот и пролилась! Ты знала, что именно произойдет?

Она нахмурилась и покачала головой.