Солдатский долг. Воспоминания генерала вермахта о войне на западе и востоке Европы. 1939–1945

Следующие дни были снова посвящены разведке и маневрам. Мы проверяли соответствие наших карт реальному рельефу местности, выявляли «мертвые углы». К концу недели, посвященной постоянной и скрупулезной работе, мы вынуждены были признать, что, если бы с чешской стороны мы встретили мужественного противника, который, как у нас считалось, обладал отличной выучкой и высоким боевым духом, наша поддержка позволила бы главным силам армии, наступающим из Силезии, преодолеть линию сильных долговременных укреплений. Она, как мы узнали в тот момент, была построена по образцу линии Мажино. Мощные и надежные подземные сооружения занимали важнейшие в тактическом отношении позиции и чередовались с ДОТами. Эти ДОТы были поставлены так, что могли продолжать вести бой, оказавшись в изоляции, если бы нам удалось осуществить прорывы слева и справа от них. Большим недостатком этих мощных фортификационных сооружений, частично вырубленных в скалах, было малое количество артиллерийских и пулеметных башен, а также слабая связь с господствующими высотами, поскольку именно эти элементы обеспечивают устойчивость обороны. Имеющиеся башни были установлены так, что могли вести огонь по фронту, по флангам и даже в тыл. Основным недостатком этой фортификационной системы, как и линии Мажино, являлась ее малая глубина – укрепления были выстроены лишь в одну линию. В качестве части, получившей подготовку для выполнения специальных задач и предназначенной, как и парашютисты, для применения принципов вертикального охвата, мы приобрели здесь возможность во всех деталях изучить на местности охватывающие движения, которые должны завершаться окружением противника.

Для меня большой интерес представляли полные ненависти надписи, обнаруженные на стенах ДОТов. Они с поразительной ясностью раскрывали всю степень отчаяния чехословацкой армии, которая без малейшего сопротивления оставила позиции, считавшиеся практически неприступными. Я впервые четко осознал, жертвой какого внутреннего конфликта может стать армия, превратившаяся, помимо своей воли, в орудие политики, прекращения которой она желала. Оставлявшая Судетскую область чехословацкая армия была внутренне сломлена политикой своего собственного правительства.

Легкое овладение Судетской областью, безопасное вступление на чешскую территорию и последовавшая через полгода, в нарушение всех соглашений, внезапная оккупация 14 марта оставшейся территории Чехии (Словакия 13 марта по указанию из Германии провозгласила независимость, а Закарпатская Украина, входившая в состав Чехословакии, 14 марта была оккупирована Венгрией), которая 15 марта под названием «Протекторат Богемия и Моравия» была включена в состав рейха, не принесут счастья немецкому народу.

На меня сильнейшее впечатление произвела отставка генерал-полковника Бека, состоявшаяся буквально накануне чехословацкого кризиса; я рассматривал ее как предупреждение. Я не мог поверить, что чехословацкая армия, получившая гарантии России, сложит оружие, даже не попытавшись оказать сопротивление[24]. На своем невысоком посту я работал в те дни больше, чем когда бы то ни было, занимаясь последними приготовлениями перед запланированной высадкой, и все-таки надеялся на то, что войны еще можно избежать, хотя был убежден в обратном. Старый солдат, уже участвовавший в Первой мировой войне, я не строил иллюзий относительно опасностей, которые таила высадка с воздуха. Я любил своих солдат, лично знал каждого; и я был счастлив тому, что дипломатам удалось избежать военного решения.

В те дни сильного напряжения и мобилизации армии политические вопросы для нас, военных, играли второстепенную роль, даже в том, что касалось обоснования нападения Гитлера на Чехословакию, хотя мы, старшие офицеры, часто обсуждали их, когда это позволяло время.

Это было лишь начало гитлеровских внезапных нападений, поскольку мы не могли рассматривать в качестве такового присоединение Австрии, судя по поведению ее населения при вступлении в страну наших войск. Через неделю после приезда Гитлера в Вену я использовал трехнедельный отпуск на то, чтобы изъездить страну во всех направлениях, и, к огромному своему удивлению, констатировал, что аннексия являлась выражением чаяний всей нации.

Присоединение Судетской области, позволившее избежать войны[25] и в конце концов получившее признание заграницы, не вызвало никаких возражений в армии, смотревшей на него как на восстановление справедливости.

Я говорю о происходившем исключительно как солдат, поскольку мы никогда не имели дела с руководством партии и министерством пропаганды и никогда не испытывали на себе их влияния. А теперь я спрашиваю, по каким причинам солдат мог тогда отказаться исполнять приказ. Как можно было сопротивляться, когда попал в шестеренки механизма политики, на которую дали согласие великие державы. Упрек в бездействии, который мы часто будем получать позднее, мне кажется абсолютно необоснованным.