Солдатский долг. Воспоминания генерала вермахта о войне на западе и востоке Европы. 1939–1945

Когда через несколько часов шум боя постепенно стих, а противник прекратил свои отчаянные попытки раздавить нас, мы почувствовали, что освободились от огромной тревоги. В ночном мраке начала занимать позиции наша противотанковая рота. Нам обещали, что утром подтянутся самоходки. Теперь следовало приготовиться к отражению возможной атаки на рассвете и не дать русской артиллерии расстрелять нас на узком пятачке. Поэтому наша первая линия получила приказ медленно следовать за противником, отступившим после своей неудачи, оставаться с ним в соприкосновении и вклиниться между его подразделениями. На той стороне реки, за нашими спинами, шла энергичная деятельность, поскольку все хотели принять участие в крупном деле. Противотанковая и полевая артиллерия, а также самоходки заняли позиции с самого утра. Туда-сюда сновали большие и малые паромы. Днем русская авиация пыталась наносить удары по крупным скоплениям людей и техники, а ночью атаковала подкрепления, присланные на усиление нашего плацдарма, но она ничего не могла сделать против наших истребителей. Через несколько дней мы уже располагали прочным понтонным мостом. Дни эти были для нас наполнены жестокими боями, особенно в вытянутом в длину поселке Каховка. Мы стремились лишить неприятельскую артиллерию возможности обстреливать места причаливания лодок и мост. Но главные угрозы успешному развитию операции были уже устранены.

Когда разведка доложила, что противник отступает к югу, в направлении Перекопского перешейка, наше наступление через степи возобновилось[34]

. Мы обнаружили новый пейзаж, необычные виды. Там, где на картах была обозначена голая степь, мы увидели многочисленные совершенно новые деревни, с огромными полями. Тянулись лесополосы, посаженные по приказу правительства для защиты насаждений от суховеев. Такие «зеленые линии», как мы их назвали, уходили далеко за горизонт. Это было единственное убежище, способное скрыть от глаз большие скопления скота. Также огромные пространства были заняты бескрайними пастбищами. Разделившись на небольшие группы, роты продвигались в юго-восточном направлении.

Аскания-Нова и Геническ предоставили нам короткие моменты отдыха; скоро мы вышли на берег Азовского моря. Азия была совсем близко. Мы двинулись дальше, на Мелитополь и Таганрог, но никто не мог сказать, где завершится наш поход. В это время мы увидели пример сотрудничества на высоком уровне – далеко от нас двигавшаяся с северо-востока 1-я танковая группа (с 6 октября танковая армия) Клейста в начале октября ударила в тыл противнику, который не только ожесточенно оборонялся, но и предпринимал энергичные контратаки. Удар в тыл сильно на него подействовал, поскольку, не обращая до сих пор внимания на частые угрозы фланговых ударов, которые мы создавали ему, проявляя тактическое мастерство, он теперь потерял уверенность в своих силах и очень быстро прекратил сопротивление. В результате этого полку пришлось принять на себя заботу о тысячах пленных. Нам показалось удивительным то, что все эти массы были без офицеров. Я считал делом чести собрать этих бедолаг в помещениях, где они были бы защищены от непогоды, и рассчитывал на то, что о них позаботится местное население. Настоящей радостью было видеть, как женщины и дети бегут со всех ног, чтобы раздать пленным хлеб, молоко и овощи. А конвоиры, не проявлявшие никакой ненависти к чужому народу, смотрели на это одобрительно и часто угощали сигареткой раненого или просто ослабевшего «ивана». В этот момент вышла прокламация, подписанная имперским министром пропаганды, объявлявшая, что русская армия окончательно разгромлена и что война, за исключением отдельных операций по зачистке, практически завершена.

Однако мы продолжали свой поход, но теперь в обратном направлении – новая наша цель находилась на юго-западе. Нам предстояла очередная операция: было решено осуществить прорыв через Крымские перешейки, и нашей дивизии предстояло в нем участвовать.

На Крымских перешейках