Солдаты

Поток бороздит, режет, жжет могучую спину Левиафана. Все в этом потоке: и бессилие стальных тисков, и сила высших, неподвластных никому идеалов, и непреклонная скромность слабовольных на вид людей, чистотой своей и верностью слепящих глаза любому, кто посмеет вступить с ними в борьбу…

Сергей понимал: если он примкнет к этому потоку, то окажется среди отшельников. Основная масса народа – кто притворно, кто всерьез – живет по другим принципам, любая, пусть самая незначительная карьера, получение образования, приличное рабочее место, без хождения в ногу, без пения в унисон немыслимы, исключены. Выбор в пользу веры означает движение против всех и, как следствие, безоговорочное, не имеющее никакого шанса на возврат, списание в третий сорт.

И все же он любил это зрелище, наслаждался им; удивляло таинственное, по его понятиям, шествие. Многих этих людей Сережа знал в лицо, приветствуя его, они улыбались, он не был здесь чужим. Его сюда тянуло. Тянуло так сильно, что не мог дождаться воскресенья. Воскресным утром нужно было встать очень рано, потому что ехать предстоит далеко, через весь город, чаще всего, с пересадкой. Ему нравился даже едкий выхлоп, проникающий в салон «Икаруса», а если повезет и попадется ЛиАЗ, то в нем всегда тепло и уютно, даже в морозные дни можно беззаботно проехать все четырнадцать выученных наизусть остановок и выйти на нужной, там, где ты вольешься в поток знакомых людей и, энергично вышагивая по скользкому тротуару, наслаждаясь праздничной, несмотря ни на что, атмосферой, пахнущей дымом из печных труб и забавно слепляющим крылышки носа морозом, устремишься к приземистому дому на самой окраине города.

Старое здание было весьма простым, без куполов и украшений – низенький, переделанный под собрания путем устранения перегородок частный дом. Сердечность людей, которые в него приходили, была настоящей, она привлекала Сергея. Эти люди казались ему совершенно иными, не такими, как другие, абсолютно без позерства – спокойно, легко и свободно умели они помочь, поддержать, поднять друг друга, а иногда и указать на просчеты, если в этом была необходимость. Желание видеться, общаться, искренняя, неподдельная радость – все это невозможно было по-актерски сыграть. Искренность или есть, или ее нет. Здесь она была, и наличие ее делало обращение друг к другу «братья и сестры» вполне естественным.

Удивляло Сергея и необъяснимое их спокойствие – какой-то просто непостижимый внутренний мир. Не показной, не демонстративно-манерный, а, напротив, тщательно скрываемый, сберегаемый. Они, казалось, вообще не сталкиваются ни с какими проблемами.

Ивана Андреевича Сережа полюбил особенно. Отдавший 10 лет ГУЛАГу старец-дьякон никогда ни единым словом не обмолвился о том, что ему пришлось пережить. Во всем виде седого, на макушке порядком облысевшего, хрупкого, маленького роста старичка ощущалась гигантская внутренняя сила. Неспешные слова, когда он выходил на кафедру, при совершенно слабом голосе обладали такой силой, были наполнены такой уверенностью, что, казалось, поднималась некая тяжелая завеса и перед слушателем открывался необъятный духовный мир с его горизонтом-вечностью и обитающим, царствующим над всей Вселенной, наполняющим Собою все во всем Богом.

Именно ему Сережа решил доверить свою маленькую тайну.

– Иван Андреевич, – обратился он к старцу, – мне нужен ваш совет. Христос говорил, что человеку необходимо родиться свыше, раскаяться в грехах и получить прощение. Как это сделать? Нужно ли ждать какого-то побуждения или же можно просто заявить о своем решении?

Приобняв паренька за плечи, Иван Андреевич добродушно, по-отечески его успокоил:

– Когда Господь постучит в твое сердце, сынок, ты сразу это почувствуешь. Его зов не перепутаешь ни с чем…

Сергей продолжал ожидать, но время шло, а сердце молчало. Он уже начал было опасаться, не пропустил ли нужного момента, как этот день настал – это было похоже на порыв ветра, будто плотина прорвалась, его существо буквально переродилось, в нем изменилось все. Нет, мир вокруг остался тем же, но отношение к нему стало другим. То, что вчера привлекало, сегодня оказалось неинтересным, что было ценным – превратилось в мусор. Решение принять крещение до того, как его призовут в армию, созрело окончательно. И оно по-настоящему встревожило маму.

– Сереженька, детка, – она часто называла его «деткой», – в жизни всякое бывает, не такие люди ломались. Крещение – серьезный шаг, обещание Богу верности. Мало ли, как пойдет служба, может, вначале лучше пройти испытания, а потом уже?..

– Нет, мам, я так решил, – прервал ее сын, – я решил еще и присягу не принимать. Если дам обещание Богу, то никому другому присягать на верность больше не буду.

В начале августа совершилось крещение, через два месяца Сергей проходил комиссию в военкомате.

II