Солдаты афганской войны

Все завидовали фронтовикам 3-го батальона самой что ни на есть чёрной завистью. С того памятного дня, когда набирали добровольцев в 3-й батальон, боевой дух солдат нашей роты значительно возрос и теперь объявилось немало смельчаков, которые постоянно и настойчиво донимали Хижняка просьбами направить их в Кандагар. Ротному уже порядком надоело выслушивать эти причитания. Несколько раз с нескрываемым раздражением он повторял перед строем, чтобы рапорта о направлении в 3-й батальон сразу несли в сортир, где им ещё найдётся применение. А ещё лучше бумагу на эту бесполезную затею не переводить, поскольку такие рапорта даже рассматривать не будет.

Как о чём-то недостижимо-возвышенном мне тоже постоянно мечталось вырваться на боевые: самому увидеть живого противника, проверить себя в сложной обстановке, набраться впечатлений. Однако я понимал, что всё это несбыточная мечта: раз нас приставили охранять правительство, значит трубить всем нам здесь, в тиши, до самого дембеля. Я

Но вот прошёл слух, что в скором времени 1-й батальон уходит в рейд под Чарикар. Пытаясь ухватиться за этот шанс, я всё же решил рискнуть.

Поскольку проситься у ротного было бесполезно, я потихоньку стал обдумывать маловероятный, но единственно возможный вариант — обратиться непосредственно к командиру полка — только он сможет помочь в этом деле. Конечно, говорить с самим командиром полка было страшновато. Захочет ли он вообще меня слушать? Кроме того, к нему просто так не попадёшь: вечно либо в делах, либо в разъездах. Хорошо ещё наша рота заступила во второй караул по охране штаба полка.

В этом карауле я стоял в паре с Геной, который был на полгода младше меня призывом. И поскольку идти одному было как-то неловко, я предложил ему составить мне компанию. Он тут же с готовностью согласился. И вот в положенное для отдыха время я вместе с Геной направился в штаб полка.

Поднявшись на второй этаж, мы подошли к двери кабинета КэПа. Возле двери красуется знамя полка, его стережёт часовой первого поста. Первый пост по охране этой святыни, как говорили на разводах офицеры — считается самым почётным. Однако все без исключения солдаты его воспринимали как самый поганый пост: там не посидишь, не покуришь, не поболтаешь с напарником, да к тому же надо постоянно отдавать честь без конца шастающим туда-сюда офицерам. Поэтому он не случайно доставался только молодым. Правда, чрезвычайно редко там оказывался кое-кто и призывом постарше, но то случалось по специальному распоряжению Хижняка в качестве наказания за мелкие нарушения.

Раза три я тоже был удостоен чести стеречь святыню полка. От нечего делать в ночное время я очень внимательно его изучил. Безусловно, это было настоящее произведение искусства. Особенно я оценил, как искусно вышит герб СССР. Каким мастерам принадлежала эта кропотливая ручная работа! Все надписи и изображения при близком рассмотрении были набраны из разноцветных ворсинок различной длины и толщины, плотно прилегающих друг к другу, а толщина покрова изменялась в зависимости от изображения. Цвета подобраны сочными и в то же время мягкими. От обилия разнообразных вышивок знамя скорее походило на пухленький коврик и было тяжелющим, как пулемёт — так что трепыхаться на ветру оно никак не могло. Я любил проводить по этой мягкой, бархатной поверхности ладонью, ощущая её приятный рельеф. Тем не менее я не мог понять, — с какой целью было придумано такое обожествление куска материи, от которого одни лишь пустые хлопоты. Кроме того, как нам говорили, в случае утраты знамени подлежит расформированию весь полк, не считая того пустяка, что заодно шлёпнут двоих: часового, который его проворонил и начальника того караула.

— КэП у себя? — спросил я у часового.

— Не-е, — на совещании в другом кабинете.

Пока позволяло время, мы стали ждать. Прошло минут двадцать. Вдруг видим — по лестнице поднимается командир полка. Один, без всякого окружения. Он был, как всегда, чем-то озабочен и спешил в свой кабинет. Мы с Геной сделали шаг навстречу, и я, приложив руку, обратился к нему, выговаривая слова как можно быстрее:

— Товарищ подполковник! Наводчик-оператор четвёртой роты, второго взвода — гвардии ефрейтор Бояркин! Разрешите обратиться!

Батюков приостановился:

— Ну, говори.

— Товарищ подполковник, мы слышали, что первый батальон скоро уходит на боевые. Разрешите нам поехать вместе с ними. А то сколько служим и ни разу на боевых не были…

Услышав такую просьбу, он немного удивился, но отнёсся к ней серьёзно и с пониманием:

— Даже не знаю, могу ли я решить этот вопрос. Да и некогда сейчас… Вот что, лучше обратитесь к замполиту полка и поговорите с ним — возможно он вам поможет.

Мы направились к замполиту, но его на месте не оказалось. Все наши планы рушились в одночасье. И смирившись с мыслью, что на боевые нам не попасть, мы вернулись в караулку.