Солдаты Афганской войны

В своем пути колонна пересекает песчаную пустыньку. Она была шириной километра два и изматывает основательно. Сапоги, не находя твердой опоры, утопают в песке, оставляя в нем последние силы. Потом путь пролегает через две взлетно-посадочные полосы, и ноги после песка просто отдыхают. Вконец измотанные, добираемся до полигона. Рота повзводно выстраивается фронтом к стрельбищу. Начинаются стрельбы.

Поочередно экипажи из двух человек — оператор и другой оператор за командира — выходят из строя и, получив в пункте боепитания ленту с патронами и два снаряда-выстрела, подходят к огневому рубежу.

— По машинам! — экипажи занимают места в БМДшках.

Получив по рации из диспетчерского пункта команду: «К бою!», операторы закладывают ленту с патронами в пулемет, опускают ствол орудия и докладывают:

— Первый к бою готов!

— Второй к бою готов!

— Третий к бою готов!

Приняв от всех экипажей рапорта готовности, диспетчер командует:

— Огонь!

Из разных мест появляются фанерные мишени с лампочками, имитирующими стрельбу автоматчиков. Операторы поливают мишени огнем из пулеметов. Потом появляются большие мишени танков. Грохают залпы. Главное — надо успеть выполнить норму — произвести два выстрела.

Отстрелявшись, экипажи покидают свои боевые машины, уступая их следующим, и бегут сдавать пустые пулеметные ленты и гильзы от выстрелов в пункт боепитания.

Сержант, выдающий патроны и выстрелы, не скрывал своей радости, когда ему обратно приносили неотстреленные боеприпасы. Неотстреленную ленту он складывает пополам:

— В позу десантника, становись! — и с маху резанет этой лентой по задней части воина. А если кто возвращался с целым выстрелом (каждый почти метр в длину и довольно увесистый), то немедленно получал этим же выстрелом вдоль хребта.

Как-то раз все стреляют, а одна машина молчит. Лейтенант Жарков по рации раздраженно спрашивает:

— Второй! В чем дело? Почему не стреляешь?

— Я второй. У меня сетки нет.[2]

Жарков выбегает из командного пункта, чтобы помочь курсанту быстрее разобраться с оборудованием. Он с ходу заскакивает на башню БМД и, откинув люк, сверху несколько раз долбит наводчика сапогом по голове. Тот сразу перебирает все тумблеры.

— Ну, как? Есть сетка?

— Все! Все! Есть!

— Давай стреляй! — Жарков спрыгивает с башни и направляется к Сакенову:

— Разбирайся с отделением. Нихрена не знают. Даже сетку включить не могут.

— Есть!

Тут же строят все отделение. Дело было осенью, ночью подмораживало.

— К бою! — отделение упало на землю. — По-пластунски, вперед марш! Искать сетку! — курки поползли по грязной земле, по рытвинам, прямо по лужам, разгоняя в них льдинки. Время от времени сержант интересовался:

— Нашли сетку?

— Никак нет! Не нашли!

— Искать дальше! Должна быть. Вон, посмотрите вокруг БМД, — курки поползли к БМД. Обшарили под ней все вокруг гусениц.

— Ну, как? Нашли?

— Никак нет, не нашли.

— Смотреть внимательней! Будете искать, пока не найдете!

Так провинившееся отделение гоняли больше часа, пока стрельбы ни закончились, и рота отправилась в казарму.

НАРЯДЫ

Помимо военной подготовки солдат еще обязан выполнять множество различных работ по поддержанию внутреннего порядка в части, или, выражаясь армейским термином — заступать в наряд. Уж чего-чего, а нарядов не любили все курсанты без исключения и особенно наряд по роте.

В наряд по роте заступают трое дневальных и дежурный. Дневальные — из числа курсантов, чья подошла очередь или провинившиеся внеочередники, а дежурный — сержант, обычно из числа молодых. В нашем взводе это был Стрепко — вчерашний курок. Иногда дежурил Шлапаков, а Сакенов, как дед, в наряд заступал всего несколько раз — свое он уже отходил.

Работы в расположении роты хватало всегда, и заступившие в наряд дневальные трудятся целые сутки напролет: моют в казарме пол, прибирают в хозяйственной комнате, до блеска драят умывальники и конечно же — сортир (если до того с ними не разобрались провинившиеся), и еще многое, многое другое. Как наряд принимают, так и вертятся все двадцать четыре часа как белка в колесе. Поспать дневальным удавалось обычно меньше часа. Однажды даже делили сорок минут на троих. Ложишься, крепко поспишь десять-двенадцать минут — и снова за работу. Глаза от недосыпа режет, голова раскалывается.