Солдаты Апшеронского полка: Матис. Перс. Математик. Анархисты

Хашем хотел арендовать у дорожников бульдозер и приспособить его вместо драги, проблема состояла в том, насколько бульдозер зароется по глубине, дизель могло залить: машину следовало прежде переделать, как минимум вывести воздухозаборный кожух повыше, гидроизолировать капот. Прежде егерям приходилось мотыгами, лопатами углублять заиленную, заросшую камышом канаву, отведенную от основной оросительной магистрали Мугани. Восьмикилометровый участок, проходящий по самому Ширвану, не был забетонирован, отсюда и происходили все хлопоты.

Мне казалось иногда, что мое присутствие несколько обременяло Хашема, что мне пора бы и честь знать. Но я не хотел оставлять его так скоро, не хотел вообще покидать Апшерон. У меня и мысли пока не было как-то воевать с Терезой, искать беду, но ее еще не явленное присутствие в Баку гипнотизировало изнутри. Баку меньше Нью-Йорка, к тому же воевать на своей территории надежней. Мысль хотя бы тайком, издали, посмотреть на сына не оставляла меня.

5

На кордоне Святого Камня летучие мыши вдруг тучей вылетали из-под чердачка, образованного пластиковой вагонкой и кровлей. Иногда они бились в белый круг спутниковой тарелки. Сигнал прерывался, по экрану шли помехи, остывавшие, будто зыбь на поверхности лужи.

Нетопыри скатывались по изнанке, шаркали, скребли, били крыльями в пластиковую кожуру, сыпали помет. Они носились по периметру и вдруг все разом отлетали прочь, пропадал этот шерстистый, мягко хлопочущий звук. Возвращались они поодиночке. Случалось, мышь промахивалась на подлете и принималась биться под крышей навеса, как в сачке. Я пригибался и прикрывал голову руками.

Вечером Ширван тонул в густой синеве, камнем шел на дно неба. С наступлением сумерек я приникал к подзорной трубе. В ней уже размытая хлынувшими потемками степь обнаруживала немного смуглую от заката светосилу. В Ширване меня тревожил эффект невидимок. Например, смотришь в объектив на гюрзу, заглатывающую уже слабо шевелящую задними лапами песчанку. Видишь ее настолько четко, что различаешь встревоженную блоху, перепрыгивающую по сокращающейся шкурке зверька. Но если кинуться по азимуту, чтобы подкрасться и сфотографировать, то ничего не обнаружишь. Сколько ни шарь. И так каждый раз, без исключений. Степь полна призраков.

Степь да степь, на расстоянии выстрела – на расстоянии разбега звука шагов по земле вымирала, пряталась. Это будоражило необыкновенно – когда в подзор и по следам видишь ясно, как степь кипит живностью, видишь токующую хубару, турачей, парочку фламинго, замешкавшихся на границе плавней, волков, идущих краем озера, – а подойти вплотную, увидеть воочию невозможно.

Рельеф Ширвана – дно древней дельты Куры, сместившейся в новейшие геологические времена к югу, за мыс Бяндован, – определял этот эффект невидимок. Своеобразный по уклону и проточным распадам, практически сглаженным временем, идущим веерами, Ширван при всей своей плоскостности имел в рельефе укромные незначительные перепады высот. Они на далеких расстояниях были необнаружимы оптикой. Так река на равнине с высоты человеческого роста даже в пологих берегах обнаруживает себя только зарослями тальника. Следы древнего русла создавали полное впечатление призрачности и волшебности пространства. Вдруг пред тобой из распада мог возникнуть шакал (мордочкой необыкновенно похожий на шпица), загулявший волчонок или взбешенный свадебной тягой самец хубары с растопыренным перьевым жабо, – и так же внезапно пропасть, с концами, как в нору. Хотя, казалось, куда бы ему еще деться – вся степь как на ладони.

Человек, пожелавший мгновенно спрятаться в Ширване, мог воспользоваться лабиринтом малых углов наблюдения: пригнуться или в крайнем случае ползком перебраться в сторону одного из проточных распадов, скрытно уводящих в сторону моря.

Только с воздуха можно настичь объекты в Ширване.

Егеря пасут хубару с помощью мугама – ее успокаивает и привлекает тягучая музыка поэзии. Хашем для массового сгона применяет и кайт: они воспринимают его, парящего на парусе, за мать, ибо он их с цыплячьего возраста, едва оперившихся, приучал прыгать с кайта, вытряхивая птенцов из нагрудной клети: машут крылышками и веером сыплются по дуге…

В связи с переносом памятника бакинским комиссарам на окраину Баку власти эксгумировали останки двадцати шести героических борцов революции, троих недосчитались. Вскоре трое оборванных мертвецов появились у костра на Восточном кордоне. Сели, поговорили немного, спросили, как пройти к морю. Егеря сначала приняли их за беженцев, а потом, когда те исчезли в темноте, в страхе бежали на Северный кордон.

Так рассказывал Ильхан.