Солдаты Апшеронского полка: Матис. Перс. Математик. Анархисты

– Верно! – обрадовался Хашем. – Снеговик составляется из двух таких комков и к нему лепятся два маленьких снежка – руки. Затем два уголька вдавливаются в снег на голове, пальцем прочерчивают рот дугой, а вместо носа вставляют морковку. Яркая морковка – восклицание радости посреди зимы. Получается забавный человечек – потеха для детей, которые обычно принимают его в свои игры и забрасывают снежками. А теперь представьте, что поэт – вы! – ты, Ганиб, ты, Ильхан, ты, Аббас, вы все сравниваете своего отца с таким снеговиком. Правда, уже грустно? Кто из вас когда-либо жалел своего отца? Ведь мы привыкли бояться отцов, правда? Отцы всегда образцы стойкости, суровости, безгрешности и умения. И мы часто забываем, что они тоже люди, а не сверхчеловеки. Пророк наш Зардешт был великим человеком, но человеком. Он спотыкался и поднимался. Царь Давид был великим царем, великим поэтом, необыкновенно близким к Богу, но всё равно он был только человеком и просил Бога простить его. Что делать мальчику, если его отец увечный? Слепой, хромой, безрукий? Душевнобольной? Именно потому, что мы забываем о том, что отцы человеки, мы часто пренебрегаем ими, когда становимся старше. Начинаем ненавидеть и в то же время где-то глубоко внутри еще сильней обожествлять их. Выше выставляем им планку, еще сильней ненавидим, когда снова и снова обнаруживаем, что они недотягивают до нее. Согласны? А ведь это большое горе – одновременно верить и не доверять своему божеству. Счастье не может быть замешано на разочаровании и оправданиях. И нам не приходит в голову отнестись к отцу как к человеку, помочь ему снять с себя облачение, обязательства божества. Так что же происходит в этом стихотворении про отца? Отец – снеговик, который давно растаял. От него остались только вечные угольки – глаза, которые наблюдают за своим сыном, за его горем. Уголь – это ночь, тьма, прах, пепел, символ бренности и вечности – ибо уголь чистый минерал, свободный от дальнейших превращений. Всё в конце концов в этом мире сгорает и превращается в уголь. Сын горюет и мечется по комнате под пристальным вечным взглядом отца. Сын оставлен отцом и в то же время остается под его присмотром. И вот теперь мы узнаем главное: сын вкусил плоть отца – морковь. Он насытился ею – в знак памяти, в знак того, что и после смерти отец заботится о нем. Но больше моркови нет, кончилась пища. Вся плоть Христа завершилась. Всю ее сожрало человечество. А может быть, и не надо было вовсе ее вкушать? Может, пора повзрослеть, исправиться и исправить мир, сделать его взрослым?.. И тем более становится печально, когда мы сознаем, что сын снеговика – возможно, тоже снеговик и что и ему вскоре предстоит растаять…

Эльмар, который уже присоединился к нам, присел на корточки, водит щепкой по земле и улыбается. Ветер тихо стелет дым от костра, ярко оживающего при движении ветра. Эльмар морщится от дыма. Хашем старается на него не смотреть. Эльмар перестает улыбаться и грозно говорит своим негромким голосом:

– Идол не может быть человеком. Идол есть то, что должно быть побито и разрушено.

Все оборачиваются к Эльмару. Лицо Аббаса суровеет, скулы напрягаются.

– А образ – это тоже идол? – возвышает Хашем голос. – А слово, полное смысла и жизни, гораздо более живое, чем иное животное, – это тоже идол?

Эльмар, ни на кого не глядя, поднимается и застегивает пиджак. Взгляды возвращаются к Хашему.

Он прочитывает еще два перевода, объясняет, что такое Колизей, почему он похож на череп многоглазого пастуха-великана Аргуса, рассказывает, кто такая нимфа и почему дрозд есть символ английской поэзии. Сообщение свое он завершает чтением Хлебникова. Читает сначала по-русски, затем провозглашает перевод. Что-то неясное мне пробуждает живой интерес егерей, они вспыхивают улыбками, возгласами восторга, Хашем пускается в разъяснения, и наконец я соображаю, что он толкует им новую словоформу, некоторую выдумку, призванную адекватно передать сделанное Хлебниковым. Дальше костер, посиделки. Егеря смущенно и улыбаясь разговаривают о нимфах, рассуждают о том, где они живут и есть ли нимфы в нашем озере. Эльмар как-то смиренно ходит меж егерей, с иными заговаривает неслышно, но вдруг встает и уходит в сторону главного кордона – поедет домой в Сальяны? Заночует в сторожке?

Если глаз разуть, обучить, в беззвездной темноте тропы окажутся светлей земли. Смеркнувшаяся, очнувшаяся птицами степь поглощает его фигуру.

4