Солдаты Апшеронского полка: Матис. Перс. Математик. Анархисты

– Слушай. Всё один к одному выходит. Прадед мой воевал у Кучик-хана, знал Хлебникова, принимал его как великого дервиша. Остались воспоминания прадеда о Хлебникове, записанные отцом. Они дружили, потому что к ним обоим придирался Абих. Хлебников говорил, что Абих следит за ним, хочет выведать у него тайну времени, которую Велимир недавно открыл. Тайна эта очень важная, потому что может переменить мир, с ее помощью можно везде разжечь революцию. Но Хлебников не хотел крови. Абих сделал так, что послал прадеда на смерть – с запиской к Сокольникову. Задача была в том, чтобы узнать, что написано в этой записке. Хлебников помог ему прочитать. В ней было сказано, что подателя сего следует расстрелять, как контру. Прадед с тех пор почитал Хлебникова как спасителя. Абих на первый взгляд авантюрист. Но я его постепенно понял. Он почитал Хлебникова, был к нему пристальным, стремился изучить. А жестокость – от молодости. В молодости не понимаешь, что такое смерть. Потому что не понимаешь, что такое жизнь. Жизнь в юности не ценна. Я понял Абиха не сразу. Он спешил, спешил, время шло, он знал, чем оно завершится, он хотел сгореть прежде сам, для себя, осветить перед собой своим горением хоть что-то, а не провалиться спичкой в горнило. Абих вычитал у Хлебникова в «Досках» про 1941 год, что тогда как раз и произойдет апокалипсис. Вот он и готовился. Абих пишет, как был командирован зимой 1933 года в Ставропольский край, участвовал в продразверстке. Сидел в телеге, за которой по распутице бежала женщина, рыдала, кричала, молила не оставлять ее без хлеба с двумя детьми. Абих пишет, что смотрел ей в глаза, всё пытаясь что-то понять – не время, не эпоху, о которой талдычил начальник комсодов Копылов, – не цель того, на что был послан, а вот ту самую девку-смерть, с которой всегда толковал про себя, пытался разглядеть ее в безумных зрачках. И разглядел эту пляску, этот белый всполох юбки, с секущим разворотом, бледную скулу… Абих аккуратно поднял ногу с мешка, наполненного на четверть, и столкнул его под колесо. Женщина упала на мешок и скоро пропала из виду за пригорком. Черная степь развернулась, потекла валко. Абих наслаждался тишиной. Вопль бабы еще стоял в ушах.

Хашем рассказывал не спеша.

– Абих охотится за Хлебниковым, потому что собирает за ним листочки, которые вечно теряет поэт или оставляет как ненужные, прихватывая с собой только то, что ему кажется существенным. Вот какая фраза отравила Абиха: «Мы стоим у порога мира, когда будем знать день и час, когда мы родимся вновь, смотреть на смерть как на временное купание в волнах небытия». Абих боялся смерти и влекся к ней, как к юнице: он был заворожен тем, что за ней, – только о девушке-смерти и думал. «Окунуться истоком в ее ложесна, осветить солнечным сплетеньем потемки ее лона», – так он неловко выражался про себя.

Абих в дневнике говорит о Хлебникове разное: что поэт – дебил, что он невозможно пахнет. Абих – красавчик, он немного издевается над поэтом. Но в то же время из дневника ясно, что подозрения Велимира, в чем именно состоял интерес к нему Абиха, небеспочвенны. Абих опасается Хлебникова и заискивает перед ним – действительно ждет от него реальных формул устройства Времени, и ждет не напрасно.

Он заводит с ним провоцирующие разговоры, спорит как умеет. Хлебников в какой-то момент раздражается, а в какой-то замыкается. Абих наседает, ведет его к проституткам. Искуситель. Сам справляется с девушкой – и нагибается подсмотреть за Хлебниковым: в щелочку за шкафом. Видит, как тот сидит, схватившись за край кровати, перекошенный, выломив плечи, словно птица с неполно сложенными крыльями, опухшие ноги в тазу. А ноги всегда у него были отекшие – Хлебников если чем и страдал, то вечным голодом, хроническим недоеданием, которое скрывалось под нездоровой опухшестью, придававшей ему вид ложно благополучный. Перед ним на коленях сидит девочка, он сам в какой-то длиннющей рубахе, женской. Она моет ему ноги – медленно припадая, отстраняясь. Ноги-столбы, кривоватые; волосы на них неопрятны, потому что растут неравномерно.

Потом Абих возвращается, хватает ее, стаскивает с нее клиента – одышливого базарного торговца, достает деньги, показывает ей.

– Что он говорил тебе?

– Кто? – девушка плотней закутывается в лоскутное одеяло.

– Ну этот, длинный.

– Ничего не говорил.

– Ты расскажи, как это было. Всё до последнего словечка. Чего ты делала с ним? Что он говорил? Что заставлял делать?

– Да ничего я не делала. Зачем вам?

Абих подскакивает к ней, тянется ударить, но девушка проворно отстраняется, откидывается на другую сторону кровати, пощечина у Абиха выходит холостой, а он сам едва не валится на кровать.

Девушка принимается плакать и говорит теперь сквозь всхлипывания.

– Да чего пристали? Что говорил? Не ваше дело.