Солдаты Апшеронского полка: Матис. Перс. Математик. Анархисты

Керри нравилось слушать мои рассказы про пение недр, про работу на Сан-Андреасе. Про то, как ложишься животом на закат – на залитую длинным солнцем горячую землю, прижимаясь щекой, слышишь запах, душный уютный запах праха, – и протяжный гул, пощелкивания, долгий выдох глубины. И как странно бывает в степи, как волнуешься, когда видишь вдруг одинокую фигуру на горизонте…

И Керри рассказал:

«Когда я был в старших классах, мы с парнями ездили в Долину Смерти – тренироваться в переходах по пустыне. У нас была идея побить рекорд в скоростном пересечении Долины в июле. Ездили туда в мае и июне, чтобы акклиматизироваться перед переходом. И однажды в тех краях нарвались в предгорьях на военный патруль. Контрразведка вела наблюдение на подступах к полигону – вроде того, что в Лос-Аламосе, – ловила шпионов. К соревнованиям нас не допустили, потому что у нас не было тренера. Но с тех пор образ разведчика, затерявшегося посреди чужбинной пустыни, стал для меня родным. Он где-то незримо ходит там, в просторе, мой друг-бедолага, наемник… История знает несколько примеров таких экстраординарных безумцев. Миклухо-Маклай, Семенов, оба Курца и мой кумир Густав Васмус. G.W.

 – немецкий консул-резидент, устроивший в 1915 году в Иране в тылу у англичан настоящий фейерверк. Уж на что я осторожен по отношению к немцам, но у кого в башке был истинно музыкальный ураган, так это у Васмуса. Ни Аравийский шейх из Вестминстера, ни Ким Филби не сгодились бы ему и в подметки. Ни тот, ни другой так и не отказались от себя – не растворились в разведывательной среде: первый – в загадочно первобытном Востоке, второй – ни в первобытном, но уже известном Востоке, ни в советской идее. При всех их выдающихся способностях к мимикрии внешности, языка или ментальности – их мозг в любое мгновение готов был выйти на прогулку по Пиккадилли. Васмус же был плохим разведчиком, ибо только плохой разведчик, как и плохой актер, не способен переменить кожу, отставить роль. Михаил Чехов до смерти испугался, когда, будучи на сцене в роли Генриха IV, понял, что Михаила Чехова больше не существует, что теперь его тело и сознание есть тело и сознание основателя династии Ланкастеров и больше некуда ему отныне идти; что вне сцены – небытие. Смертельно потрясенный, обворованный ролью, лишенный ею личности, актер в припадке ужаса остановил спектакль. Васмус был мужествен, он не стал поднимать паники, он продолжил.

С началом войны Густав Васмус был вынужден прибегнуть к подпольной и затем диверсионной деятельности в южных областях Персии. Ему, обладателю чрезвычайных денежных средств, не составило труда возбудить возмущение племен, населявших ареал Персидского залива, чей берег с недавнего времени оказался занят английским десантом.

Луры, бахтиары, гашкаи, кашкулы – эти древнейшие кочевые племена на протяжении тысячелетий, во времена всех правящих в Иране династий, пасли на этой земле скот, вязали знаменитые ковры – габбехи. Нить сакральных габбехов – шерстяных моделей Вселенной – с примесью козьего волоса, способ окраски этих ковров – тайна за семью печатями; геометрический орнамент габбеха не спутать ни с каким другим – например, медальон в центре и по углам цветы: знак, символ знаменитого оазиса по пути из Исфагана в Шираз – через пустыню к раю, вздох облегчения в тени.

Розами и лентами была убрана кибитка, в которой свершался союз Ирана и Германии. Коренастый, начинающий лысеть консул сидел в мундире и чалме рука об руку с дочерью Махмуда Намазги, важного племенного вождя древних ариев. Свадьба, поглотившая немало средств германской разведки, не утихала много дней. Два дня и три ночи бараны и козы безостановочно семенили под нож. Подельщики Васмуса времени не теряли. Они отбирали, нанимали и вооружали агентов, пока консул под присмотром довольных старейшин отдавался тщательному ритуалу.

Старейшины подробно поручались за целомудрие двенадцатилетней Назлу́. Васмус подбирал девочке новое имя, пока знакомился с ней – смышленой, говорливой, любопытной. Назлу́ щупала и осматривала его мундир, ремни, примеряла его очки, платья из своего приданого, составленные из тридцати золотых монет ожерелье и налобную повязку. Васмус развлекал ее смешными историями о том, как ему удавалось застигнуть врасплох англичан; Назлу́ падала со смеху на ковер, и тут он схватывал ее и неловко обнимал хохотунью, удивляясь себе, вдруг очнувшемуся мужчине. Затаившись, прислушивалась, как общается ее муж со старейшинами, с ее отцом, и подглядывала за краешек полога, как муж знакомится и садится на только что подаренного коня, и боялась за него, и гордилась своим господином.