Солдаты Апшеронского полка: Матис. Перс. Математик. Анархисты

Так вот, поговорив с мамой, я вдруг понял, что месяц назад пропустил ее день рождения, не поздравил. Ничего, в общем, страшного, но это случилось впервые в моей жизни. Однако не из-за того меня накрыло. Точнее, не только из-за этого. Что-то такое мелькнуло в разговоре… Когда волнение ее спало, она вдруг стала равнодушно жаловаться на здоровье, на то, что пьет какие-то тяжелые лекарства, содержащие гормоны, но это единственный способ как-то бороться с щитовидкой. И что-то меня задело в этой безучастности… Я закончил разговор. Но через полчаса перезвонил и зачем-то признался, что я на Апшероне. Мама помолчала, потом спросила: «Ты был на Артеме?» Я промолчал. Молчала и мама. Мы поговорили еще ни о чем, и снова меня что-то кольнуло – вот это ее совершенно незнакомое для меня равнодушие – к себе, отчасти ко мне…

Следующий день я провел на аэродроме с Керри, ходили на море, осматривали насосную станцию, сидели в чайхане. Разговаривали мало, и Керри вдруг сказал:

– Ты неважно выглядишь. У тебя на лице написано слово «грусть». Левый глаз – G, правый –

F.

– Да, у меня большой нос, – улыбнулся я.

Керри с ухмылкой хлебнул из фляги и протянул мне.

– Я просто снова вспомнил, что когда-нибудь мы все умрем, – сказал я и сделал глоток.

– С неизбежностью, – кивнул Керри. – Я тебя понимаю. Я тоже иногда забываю, что человек – хрупкое создание. Что он вдруг может – бац, и дух вон. Смерть надо побеждать каждый день. Помнить о ней и не трусить. Если сдаться страху, он сожрет тебя и не оставит жизни.

Вечером я вернулся в Ширван и беззвездной ночью шел почти на ощупь, высматривая едва светлевшую впереди дорогу. Наконец рыдания сотрясли меня, и я сел посреди дороги на землю, вытянул ноги, чувствуя ими теплый еще песок, и вот эта ласка теплоты – будто кто-то меня погладил всего – прорвала что-то внутри, и я завыл. Мне, взрослому, приходилось плакать, и рыдания как физиологический процесс были известны моему телу. Но тут со мной приключилось удивительное дело. Я заскулил. Тихонько. Потом обрадовался, что меня никто не слышит, и завыл, горько-горько, еще более расходясь от ужасного звука, рассекавшего меня на части. Мне было жутко от собственного воя. Я плакал, пока не отозвались шакалы.

Глава 30

Торг

1

В начале сентября стало ясно, что стройкой мы ничего не заработали, и Хашем засобирался в Кветту на соколиный базар. Я попросился поехать с ним и Аббасом.

Перед тем как отправиться за шахинами, Хашем провел инструктаж, из которого я понял, что главное – когда у нас будут серьезные или не слишком неприятности, то есть когда нас начнут убивать, тогда нужно будет срочно прикинуться лежачим – впасть в медитацию и вместе совершить зикр, войти под его молитвенную защиту. Я занервничал и попросил Хашема дать потренироваться. Он достал кеманчу, несколько раз провел по струнам, дав верный настрой, – и мы запели, загудели: «Иль-Алла…» Получалось вроде сносно, но о правильной технике дыхания речь еще не шла, я слегка задыхался и скрадывал одышку через нос.

– А как тебе вообще в голову пришла мысль соколами торговать?

– Случай. Ловчий самостоятельно предпочтет сокола поймать или выкормить, сам вынянчит. Разводить невозможно, с хубарой-то у меня чудо получилось, а вот с соколами такого не провернуть. Соколы ухаживают за самками в воздухе. А хубара ухаживает на земле. Ты помещаешь ее в просторный вольер, под сетку с бортами в рост человека, можно не скупиться – гектар покрыть, повязать. У меня парни так сети плести научились – весь Ширван заплетут. Там, под сеткой, хубары и любятся. А сокол в высоту живет. Высоту сеткой не покрыть. Но когда я стал потихоньку выпускать хубару в Ширван, тут же и соколы объявились. Хубара для них живец. Я стал их отлавливать и заниматься с ними, на турача, на утку. Да и егерям забава: красиво над озером птицу погонять. Не всё же им воздушными змеями баловаться. Потом появились разведчики-арабы. Аббас язык за зубами держать не умеет. Свою голову другу не пришьешь. Он брал шахина и пускал в разные места, думал, тот ему алмазы в зобу принесет. Есть тут у местных сказка…

– Слышал я ее от самого Аббаса.

– Аббас взрослый человек, образованный. А от нищеты в глупость поверил. Решил алмазы поискать. Трех шахинов зарезал – сначала мотался с ними по степи, по предгорьям, по всей Мугани, потом горло вспарывал, в зобу искал – и зашивал шов. Когда арабы приехали, они его на базаре с шахином увидели. Недорезанного продать решил. Так он их сюда привел. Искали они хубару, я им не дал, скрыл птицу. Предложил соколов. Купили. Был с ними один парень-проводник, местный. Он мне и рассказал про соколиный базар в Кветте. А я вспомнил Афанасия Никитина, как через Баку в Исфахан купец русский прибыл и там арабского скакуна купил, чтобы вести его в Индию. В Индии лошади были нужны для армии, на одних слонах не ускачешь. Однако для лошадей климат там неподходящий: плохо разводятся и часто гибнут. Так что купец раз в пятнадцать выше цену за скакуна заломил. Так и я решил с соколами поступить. Здесь я их бесплатно ловлю. А там продаю за деньги.