В результате ночного марафона появилось соглашение о значительном сокращении ядерных вооружений, включая прорыв в тайных правилах подсчета бомбардировщиков. Группа по правам человека достигла значимой вехи, означавшей советское согласие относиться к вопросам о правах человека как к нормальной теме для обсуждения и отход от старой позиции, согласно которой утверждалось, что внутренние вопросы закрыты для влияния извне. Однако обе стороны все еще не находили взаимопонимания по некоторым вопросам соглашения о европейских ракетах, а их позиции по разработке и испытаниям противоракетной обороны были по-прежнему далеки друг от друга.
Сердце надрывается читать спустя 25 лет расшифровку записи последних раундов переговоров во второй половине воскресенья. Вполне понятно, что оба руководителя по мере развития хода переговоров понимали, что они на пороге заключения исторических соглашений. «Джордж и я поверить не могли в происходящее, – сказал Рейган. – Перед нами были удивительные соглашения. День заканчивался, и я чувствовал, что происходит нечто судьбоносное».[430]
И тем не менее разочарование нарастало по мере того, как время текло быстро, а решения по выходу из тупика противоракетной обороны не находилось. «Вы просто ощущали нарастание напряженности, когда все зашло в тупик», – вспоминал Том Саймонс, пишущий от Государственного департамента о последней встрече воскресенья. Рейган не пошел на уступки по своей оборонной инициативе, а Горбачев отказался принимать остальную часть сделки, которая лежала на столе переговоров, без каких-либо уступок от Рейгана в связи с разработкой противоракетного щита.
Идея полного запрещения американских и советских ядерных вооружений появилась почти случайно, когда два руководителя бились над глубоким сокращением вооружений. Рейган поднял этот вопрос. Саймонс считал, что Рейган будто «вырвался из ящика, в котором был замурован».
Ниже приводится важный обмен мнениями:
Рейган: «Позвольте мне спросить одно: имеем ли мы в виду, – a я думаю, это было бы очень хорошо, – что по завершении двух пятилетних периодов все ядерные взрывные устройства должны быть уничтожены, включая бомбы, системы поля боя, крылатые ракеты, оружие на подлодках, системы среднего радиуса действия и т. п.? Я не возражаю, если мы уничтожим все ядерное оружие».
Горбачев: «Мы могли бы согласиться, огласите весь список оружия».
Шульц: «Ну так давайте сделаем это».
Рейган: «Если мы согласны по завершении 10-летнего периода с уничтожением всего ядерного оружия, мы можем отправить это соглашение нашим делегациям в Женеву с тем, чтобы они смогли подготовить проект договора, который вы могли бы подписать во время вашего визита в США».
Горбачев: «Ну, хорошо. У нас есть возможность получить соглашение. Но я серьезно озабочен другим фактором. То, о чем мы говорим, это строгое соблюдение неограниченного Договора ПРО с целью принятия обязательства не реализовывать право выхода из договора в течение 10 лет. Мы делаем это при условии сокращения ядерного оружия. Американская сторона не согласна ограничить исследования, разработку и испытания лабораториями».
Несколько минут спустя Горбачев сказал: «Если вы согласитесь ограничить исследования лабораторией, не позволите выйти в космос, я готов через две минуты подписать соответствующие формулировки и принять документ».
Осознавая, что прорывные соглашения вот-вот могут быть достигнуты, Шеварднадзе призвал руководителей преодолеть существующие между ними разногласия. «Позвольте мне сказать эмоционально, поскольку я чувствую, что мы подошли близко к завершению этой исторической задачи. И когда будущие поколения прочитают запись наших переговоров, они не простят нас, если мы упустим эту возможность».
Рейган не сдвинулся с места, настаивая на том, что обязан держать свое слово перед американским народом и продолжить разработку противоракетного щита. Горбачев не отступил ни на шаг по вопросу об ограничении разработки противоракетного щита.
Рейган нацарапал несколько слов на листе бумаги и передал его по столу Шульцу. Он написал: «Я прав?»
«Да, вы правы», – шепотом сказал Шульц Рейгану.
Рейган почти что умолял Горбачева смягчить его позицию.
«Позвольте мне честно сказать, что, если я соглашусь на то, что вы просите, это определенно сильно навредит мне на родине», – сказал Рейган.
Через какое-то мгновение после того, как Горбачев решительно отклонил его призыв, Рейган сделал еще больший упор на личностный момент. «После нашей встречи в Женеве я был убежден, что мы с вами установили личный контакт такого характера, какого между руководителями двух стран не было никогда ранее. Вы и я понимали друг друга очень хорошо. Но сейчас, когда я попросил Вас лично сделать доброе дело, которое окажет огромное влияние на наши будущие отношения, вы отказываете мне».
Тупик был непреодолим.
«Плохо, что мы прощаемся вот так, – сказал Рейган, когда переговоры закончились ничем. – Мы были так близки к соглашению. Я думаю, вы в любом случае не хотели достичь соглашения. Жаль, очень жаль».