Солдаты последней войны

Петух завалил ананасами весь дом. И весь дом несколько дней их успешно поглощал. После такого недельного «запоя» все дружно заявили: с нас хватит! Родные яблоки гораздо вкуснее и главное – не надоедают. Тогда мы отлично усвоили, что экзотики хватает ненадолго и ею слишком быстро пресыщаешься.

Кульминацией ананасовой эпопеи стала история с Поликарпычем.

Как-то старик одиноко сидел среди цветущих деревьев под палящим солнцем, за маленьким дворовым столиком. Серая кепчонка, пожеванный пиджак с чужого плеча, палочка, упавшая в яркую траву. Рядом с ним как всегда примостился его верный друг Тузик. Они сидели за исписанным и исцарапанным деревянным столиком, в середине которого скромно возвышалась откупоренная бутылка «Столичной». Возле нее во всей красе сиял ананас. Закуска Поликарпыча «от Петуха».

Старик каждый раз с лукавой усмешкой поглядывал на фрукт, выпивая очередную стопку. Смотрел, вертел в руках, но так и не притронулся. Водка уменьшалась, а закуска по-прежнему  оставалась целехонькой. Наконец он не выдержал сияющего вида ананаса и со злостью швырнул его в кусты. К ананасу слетелись птицы, клюнули пару раз и отлетели – слишком уж тверд. Несколько раз лениво подходили коты, нюхали пресный плод, зевали и так же лениво разбредались в поисках настоящей еды. Дворовые собаки уже было приняли его за кость, но едва раскусив, бросили и разбежались в разные стороны. А ананас, дорогой и сочный экзотический плод, так и провалялся в кустах до зимы, пока окончательно не сгнил. Иногда Поликарпыч приводил к нему на экскурсию своих дружков и с победным видом рассказывал, как выбросил эту заморскую дрянь.

С тех самых пор Петух разгружал не только ананасы, но киви, манго и прочую экзотику. Но во двор уже не тащил. Все знали, что помимо зарплаты Петуху полагался ящик экзотических фруктов, но куда он их пристраивал – оставалось загадкой. Стали поговаривать, без злобы и осуждения, что он их где-то перепродает. То, что еще недавно называлось спекуляцией, уже превратилось в частное предпринимательство и, естественно, перестало быть предметом осуждения. Даже если ею занимался без пяти минут кандидат наук. Но мне все же было не по себе. Представить его, красавца, умницу и поэта, стоящим у метро и торгующим экзотическими фруктами, было выше моих сил. Но и осуждать друга я не имел никакого права. Да и разве моя работа была лучше? И я решил ни о чем не спрашивать Петуха. Ему и без того было больно…

И сегодня, в день Шурочкиной бабушки, в день, давно ставший традиционным поводом поговорить по душам, я смотрел на красавца Петьку. И в который раз думал, что же с нами происходит?..

– Ну, и что же ты на сей раз разгружаешь, дружище? – без всяких задних мыслей спросил Шурочка.

Впрочем, для Петуха подобные темы уже стали нормой. Превратились в часть жизни и никоим образом не задевали самолюбие. И я вновь с болью подумал: самое страшное, что человек способен привыкнуть абсолютно ко всему! И если вовремя не задуматься, то такая способность к адаптации может лишить всяческого желания сопротивляться обстоятельствам. Даже – желания какого бы то ни было анализировать ситуацию, думать и сопоставлять. И если вовремя не пресечь непроизвольную способность привыкать ко всему, то это неизбежно приводит к гибели. Чему потом ты уже будешь рад и сам.

– Что разгружаю? – Петух откусил кончик сигареты и сплюнул. – Кажется, это называется авокадо. Наверняка, какая-то дрянь. Поликарпычу уж точно не понравится. А как твои успехи, Шурочка?

Шурочка смутился. В отличие от Петуха он еще не до конца привык к подобным вопросам. Хотя давно уже не краснел.

– Да ладно тебе, Петя… Нашел о чем говорить в такой день.

Петух пожал плечами.

– А о чем еще, если не о работе?

– Такая работа – не наш выбор, – не сдавался Шурочка. – Нам ее навязали. У нас должна быть совсем другая работа. И разве мы не можем сегодня… Ну, хотя бы поговорить о музыке, которую сочиняет Кира, о стихах, которые ты пишешь или… Или хотя бы о наших мечтах…

Я опустил взгляд. Мне было горько смотреть на друга. Мечтам этого доброго, наивного и слегка неуклюжего парня никогда не суждено сбыться. Более того. Само понятие – мечта – становилось непозволительной роскошью сегодня, когда всему найдется место. Только не мечте. И Шурочка пока еще не хотел этого признавать. Впрочем, его сопротивление с каждым днем становилось беспомощнее и слабее. Скорее всего, он тоже просто еще хотел себя уважать.