Солдаты революции. Десять портретов

— Очевидно. Но кто послал? — как бы про себя заметил Дзержинский.

В комнате наступила тишина. Ее нарушил Берзин.

— А не рук ли Локкарта сие дело? — спросил он.

— Не думаю, — ответил Феликс Эдмундович. — Местная работа. Демократия демократией, а полиция полицией.

Софья Сигизмундовна разволновалась, хотела погасить свет. Дзержинский остановил ее:

— Не надо, Соня!

Она подошла к окну, разглядела человека, прижавшегося к стене у подъезда, сказала:

— А этот шпик не первый раз торчит здесь.

— Почему вы мне не сказали? — спросил Берзин.

— Я не придала этому значения. Торчит и пусть торчит. Как у нас в России было: вроде «горохового пальто» или переодетого жандарма. Ведь у них служба такая.

— Вы решили ехать завтра? — спросил Берзин у Дзержинского.

— Да.

— Ни в коем случае. Прошу отложить поездку на два дня, — решительно сказал Ян Антонович.

— А что это даст? — ответил Дзержинский. — В подобных ситуациях решает внезапность.

— Постараюсь выяснить, куда тянется нитка.

Аванесов поддержал Берзина, и отъезд было решено отложить на два дня.

Вечером следующего дня на наблюдательном пункте у дома наискосок от квартиры Дзержинской не появился никто. Это, конечно, не значило, что там больше никто не появится, а тем более не было никакой уверенности, что за домом нет слежки. Неужели стало известно, что здесь находится Дзержинский? Эта мысль не давала покоя Берзину. Как и Феликс Эдмундович, он был убежден, что Локкарт не имеет отношения к слежке. Но в чем же тогда дело? О приезде Дзержинского на лечение знало только несколько ближайших сотрудников. В этих людях Ян Антонович был уверен так же, как и в себе.

Однако Берзин не знал, что в здании миссии работает провокатор и что он был внедрен сюда разведкой Антанты.

Кто же он?

Берзин писал Владимиру Ильичу, что в канцелярии миссии «работают главным образом бывшие латышские стрелки». Это было именно так. Но, кроме латышских стрелков, прибывших вместе с Берзиным, людей бесконечно преданных революции, самоотверженно защищавших ее, в качестве обслуживающего персонала на работу в миссию в Берне было взято еще несколько человек. Одним из них был человек, назвавшийся латышом, политэмигрантом, якобы бежавшим в 1914 году от царского произвола. Он заверял, что собирается возвратиться на родину. Его взяли на техническую работу в канцелярию. Предательство его выяснилось позже.

Отъезд Дзержинского нельзя было больше откладывать. Ян Антонович поручил Морису взять два билета на экспресс Берн—Берлин и в этот же вагон, но в другое купе — еще один билет, чтобы Морис сопровождал гостей до германской границы.

25 октября 1918 года Дзержинский и Аванесов выехали из Берна в Советскую Россию.

ТРУДНЫЕ ДНИ

После отъезда Дзержинского Берзин с волнением ждал вестей. Морис возвратился в Берн через два дня и сообщил, что гости благополучно пересекли границу. Берзин, помолчав, сказал:

— Отправляйтесь в Лугано.

Теперь в советской колонии ждали других вестей — из Германии и с Балкан. Вести приходили хорошие, ободряющие, и это вызывало радостное оживление.

Покровская писала в Москву:

«...Итак, Мишенька, родной мой, в Болгарии началось. Ты, вероятно, уже знаешь, как это шло: когда началась революция, Фердинанд (болгарский король. — З. Ш.) возопил о помощи к Вильгельму; ему сказали: «пошел к черту! Не до тебя». Тогда Фердинанд, чтобы еще раз извернуться, пошел к... Антанте — на все условия. Здешние газеты перепечатали из «Кельнише цайтунг» одну такую телеграмму: «На юге от Софии — сражение — но неизвестно, кто с кем». Вот как пошло!

В Германии пока только министерские отставки, — но я уверена, что каждый ближайший день будет приносить крупные новости.

Бундесрат решил нас не признавать. Не слишком ли они поспешили? Не вышло бы наоборот. С нетерпением жду завтрашнего утра, чтобы по дороге на работу прочитать, что бундесрат вывесит на столбе. Удивительно приятно видеть, когда публика толпится вокруг газетного столба, на котором что-нибудь эдакое важное...»

Революционная ситуация в Европе и впрямь бурно назревала, но далеко не во всех странах.

Еще до отъезда Дзержинского Берзин отправил в Москву Алексея Черных, чтобы тот рассказал Владимиру Ильичу о работе миссии. Курьерская почта работала очень плохо, и Берзин надеялся, что Черных сумеет обернуться скорее, чем это сделает курьер, привезет Ленину новые материалы. Ян Антонович знал, что Владимир Ильич сидит в Горках и пишет книгу «Пролетарская революция и ренегат Каутский». Ян Антонович отмечал: «Ленина волновало и удручало, что мы не только не получаем прямой практической помощи в нашей борьбе от европейского пролетариата, но не встречаем даже сколько-нибудь действенной теоретической поддержки со стороны левых марксистов Запада в борьбе против оппортунизма. И тщетно он взывал к «левым» друзьям Европы: по моим личным наблюдениям даже лучшие среди них в то время не были психологически в состоянии полностью осмыслить пролетарскую революцию в России и дать решительный отпор дряхлому каутскианству».

Алексей Черных привез Ленину газеты и журналы.

15 октября Ленин писал Берзину: