Солдаты революции. Десять портретов

13 августа 1919 года народный комиссар по иностранным делам Георгий Васильевич Чичерин послал для сведения всех правительств мира радиотелеграмму о зверском обращении с русскими военнопленными, находившимися в английском плену. «С негодованием и отвращением, — говорилось в ней, — Советское правительство узнало об ужасном, бесчеловечном обращении, которому подвергаются русские военнопленные со стороны английского командования в Архангельске... Красноармейцы, бежавшие из британского плена, сообщали, что многие из их товарищей были расстреляны немедленно после взятия их в плен... Им постоянно грозили расстрелом за отказ от вступления в славянско-британский контрреволюционный легион и нежелание изменять своим прежним товарищам по оружию...»

А Красная Армия наступала, отбрасывая интервентов, вышвыривая их из России. В русском плену оказалось много англичан. Советское правительство не раз заявляло, что по-разному будут в России относиться к пленным английским солдатам — к тем, которых насильно послали свергать Советскую власть, и тем, кто добровольно пошел сюда воевать против рабоче-крестьянского государства. К английским пленным были допущены представитель британского Красного Креста полковник Паркер и мисс Адамс; они имели возможность убедиться, насколько гуманна пролетарская Россия.

В те же дни 1919 года английские пленные через Наркоминдел обратились к британскому правительству с просьбой провести с Советской Россией общий обмен военнопленными. Английский министр иностранных дел лорд Керзон долго тянул, вилял, и только 7 ноября правительство Великобритании дало окончательное согласие на приезд советского делегата для переговоров в нейтральную Данию. Советское правительство назвало своего делегата: Максим Максимович Литвинов.

Из Лондона сообщили, что переговоры с Литвиновым в Копенгагене будет вести Джеймс О’Греди, член парламента.

Всего год назад, в конце 1918 года, Литвинов был выпущен из лондонской тюрьмы Брикстон и смог оставить Англию, где провел последние десять лет своей эмигрантской жизни, — его обменяли на английского разведчика Брюса Локкарта. Максим Максимович собирался было ехать с первым рейсовым пароходом, но в стране свирепствовала инфлюэнца, заболел ею и маленький Миша — первенец Максима Максимовича. Пришлось повременить с отъездом. Это спасло Литвинову жизнь: пароход, которым он должен был ехать, подорвался на немецкой мине, и все пассажиры погибли.

После возвращения в Россию Литвинов был назначен членом коллегии Народного комиссариата по иностранным делам и сразу же по поручению Ленина выехал в Стокгольм.

Советским представителем в Швеции был тогда Вацлав Вацлавович Воровский. Полпредство стремилось установить хорошие отношения с шведскими деловыми кругами, подготовить почву для размещения заказов на паровозы, турбины для гидростанций и другое оборудование. Дело продвигалось туго. Отношения со Швецией висели на волоске, каждый день из-за происков Антанты можно было ожидать полного разрыва с этой нейтральной страной. А тут еще вокруг посольства вертелись какие-то подозрительные личности. Царский генерал Иванов, темный делец Митька Рубинштейн, родственник сахарозаводчика Бродского, пытались выступать в роли посредников между полпредством и деловыми кругами, чтобы крупно заработать на этом.

Литвинов помог Воровскому избавиться от этой публики. Лишние люди были и в самом полпредстве — например, несколько месяцев там находился представитель морского флота, невесть зачем приехавший из Москвы. Он бездельничал, но аккуратно получал суточные. На новогоднем вечере Литвинов предложил тост за «сухопутного морского офицера», и тот сразу же уехал.

Литвинов должен был из Стокгольма обратиться ко всем странам Антанты с предложением о мире. 23 декабря он выполнил это поручение Владимира Ильича. Обращение получило большой отклик, но тем большую ярость оно вызвало в Лондоне и Париже. Там понимали, что каждый миролюбивый шаг Советской Республики привлекает к ней симпатии многомиллионных народных масс, уставших от войны. Провокации против советских дипломатов в Стокгольме стали еще более злобными. 30 января 1919 года Литвинов, Воровский и другие советские дипломаты покинули Стокгольм и в запломбированном вагоне выехали на Родину.

В Москве Литвинову пришлось заняться не только дипломатическими делами. Совнарком назначил его членом коллегии Народного комиссариата государственного контроля. Владимир Ильич знал Максима Максимовича по годам эмигрантской жизни в Женеве, в Цюрихе, когда тот заведовал хозяйством «Искры», а затем — всеми транспортными делами партии и в значительной степени ее финансами.