Потом на лицах сотрудников военного отдела исчезла растерянность, все враз вздохнули, и Мещеряков понял — позади него, в дверях, появился начальник главного штаба.
— Да ты проходи, проходи, товарищ Брусенков, — сказал он ему, оглянувшись. — Послушай о чем у нас тут пойдет разговор! Ты же член ведь нашей военной ставки!
И Брусенков шагнул с порога в комнату, а Мещеряков тотчас закрыл за ним дверь. В коридоре остались Довгаль, Тася Черненко. Им он сказал:
— А мы, товарищи, здесь враз и управимся! Ждать нас долго не придется!
Подошел к столу с лампой, спросил у полного, уже немолодого человека в гимнастерке:
— Заведуешь?
— Заведую! — ответил тот.
— Фамилия?
— Струков!
— В германскую кем служил, Струков? На каких фронтах? В каком чине, когда демобилизовался?
— Пехота. Был на Восточно-Прусском, после — на Юго-Западном. Прапор. Домой вернулся в октябре прошлого года.
Мещеряков спрашивал, Струков быстро и четко отвечал, не задумываясь.
— Какое это в данный момент имеет значение? — начал было перебивать разговор Брусенков. — Какое значение имеют твои вопросы, товарищ главнокомандующий?
А Мещеряков строго спрашивал и спрашивал дальше:
— В Луцком прорыве шестнадцатого года был?
— Случилось…
— Это какого же было числа, подожди, подожди?.. — проговорил Мещеряков, вспоминая. — Генерал Брусилов пошел в прорыв какого числа?
— А в мае, когда считать по старому календарю! — ответил Струков и начал вспоминать, как было дело, до тех пор, пока Мещеряков сам не перебил его:
— Коротко: для чего твой отдел существует?
Тут впервые Струков задумался. Посмотрел на Брусенкова…
— Ну, вот хотя бы мобилизация. Снабжение армии. Оружейные мастерские. Всё — наши вопросы… — стал отвечать наконец Струков.
— Для мобилизации в армии есть штаб. Для снабжения — отдел снабжения. В главном штабе Освобожденной территории есть отдел финансовый и конфискационные комиссии. Мне нынче показывали все это, чтобы я понял. Я и понял. Как надо разобрался. Не знаю только — зачем ты? И к тому же — по всем вопросам. Когда бы ты занимался, скажем, одной только мобилизацией, я бы и тебя тоже понял и распустил бы своих работников, которые мобилизацию проводят. А когда ты едва ли не всеми вопросами занимаешься — мне что же, весь свой штаб расформировывать, или как? Кроме разве что оперативного отдела да еще разведки? Или, может, и разведка мне тоже уже ненужная? — Это все Мещеряков сказал будто самому себе, но тут же снова и быстро обратился к Струкову:
— Ну, ладно! Мы в главном штабе делали протокол объединения, ты тот день был у товарища Крекотеня. Так мне товарищ Брусенков объяснил. В какой деревне был?
— В Тимаковой…
Мещеряков быстро расстегнул планшетку, вынул карту, показал пальцем:
— Вот она — Тимакова… Вот она — дорога на Соленую Падь. Обрисуй, пожалуйста, кратко военную обстановку: где наши части, где дислоцируется противник?
Струков начал вглядываться в карту, пересек тонкую линию дороги ногтем:
— Наши — тут… А вот тут — белые. Да я ведь вовсе и не с оперативной целью был. Был по делам мобилизации.
— Ну все равно, как военный отдел, интересовался же ты положением?
— Не успел. Спешил слишком.
— Это, конечно, может быть. Тогда давай коснемся здешнего положения. Надо же нам с чего-то общее дело начинать. Как ты находишь оборонительные работы под Соленой Падью? Признаешь хорошими?
Струков снова подтянул к себе карту и стал показывать, где и что сделано, какие выкопаны окопы, где, по его мнению, следовало бы еще копать. Мещеряков слушал внимательно. Поддакивал. А тогда и Струков спросил вдруг его:
— Мне тоже интересно — как ты дело находишь, товарищ главком?
— В какой части?
— Ну, хотя бы в части состояния армии? Общего состояния?
— Общее оно среднее. До хорошего далеко.
— Почему так?
— Выпивки много на позициях по сю пору. Разной. И самогонка, и бражка, и даже лавочная встречается. И бабы тоже разные шляются — свои, и чужие, и вовсе беженки. Служба связи не поставлена. Ну и еще могу перечислить…
— Это потому, — вступился Брусенков, — что у нас гражданское население повсеместно исполняет наряды на рытье окопов. А всем и каждому известно гражданское население без баб не бывает. Но я спрошу так: кроме баб, ты на позициях заметил еще что-либо, нет, товарищ главком? Командные курсы наши заметил? Всю армейскую организацию? В целом?
Мещеряков прошелся по комнате, остановился. Постоял. В окно поглядел. А когда обернулся, сказал:
— Ну, вот что, товарищи, я уже и готовый ответить на все вопросы. То есть как я понял ваш военный отдел. — Шагнул от окна на середину комнаты. А понял я так: ты, Струков, вовсе и не бывал в Тимаковой тот день, когда мы подписывали объединенный протокол. И в штабе тоже не был — не хотели мне тебя показывать. Не расчет тогда был. Зато был ты на местных оборонительных позициях. Был так: ходил следом за мной. Узнавал, что я делаю, как распоряжаюсь и разговариваю как. После товарищу вот Брусенкову все докладывал.
Струков заметно вытягивался, принимая стойку «смирно». А Брусенков подошел к Мещерякову: