–
На этой жизнеутверждающей ноте Сарториус отключился, а Снаут какое-то время нервно барабанил пальцами по столу, сосредоточенно глядя при этом на монитор. Наконец он молча выключил терминал, повертел в руках игровой шлем (везти капсулу полного погружения на Станцию никто бы не разрешил, так что Хорьку приходилось довольствоваться облегчённым вариантом игрового снаряжения), но, похоже, после разговора сначала с нами, а потом и с Сарториусом, настроения играть не было совсем. Так что он ограничился тем, что опрокинул стакан разведённого спирта и завалился дрыхнуть. То, что он не бросился подчищать информацию в станционной сети, говорило о том, что наша беседа в самый мой первый день здесь не прошла даром. А может таки дошло, что на Станции творилось столько всего аномального, что придётся полностью стереть все записи и логи почти за месяц. Даже в край пропитые и проигранные мозги должны понимать, что ни КГБ, ни КОМКОН такое
ушами не прохлопают.Я выключил терминал и с хрустом потянулся. После хорошо сделанной работы можно было позволить себе небольшой отдых. Правда, следовало еще связаться с Солярисом, чтобы передать наши просьбы о судьбе многострадальных гостий Снаута и Сарториуса... И всё же, я встал, ещё раз потянулся и взгляд мой упал на Гермиону, сидевшую на краю кровати. Она смотрела на меня очень пристально и очень странным взглядом.
– Что случилось? – забеспокоился я.
– Ничего, – ответила она как-то странно улыбаясь.
– Гермиона... – начал было я, усаживаясь рядом и беря её за руку.
– Всё в порядке, – перебила она меня, – просто кое кто хочет с тобой поговорить.
– Кто? – моему удивлению не было предела.
– Я.
Я вздрогнул. Из глубины её глаз на меня смотрела ОНА. Та самая МОЯ Гермиона. Моя погибшая ученица. Моя погибшая любовь.
– Но... как?... – выдавил я через ком в горле.
– А ты, как будто, не рад? – уточнила она с обычным своим ехидством.
– Как ты можешь?... – снова выдавил я.
Она словно не заметила моего ответа:
– Только не пытайся выглядеть глупее, чем ты есть. Ты должен был заметить множество случаев моего присутствия. А сейчас удивлён. Почему?
– Тогда
от тебя не осталось ничего, никаких следов. И вдруг сейчас ты здесь. Как это получилось?В ответ она дотронулась до перстня на моём указательном пальце:
– Помнишь, я сказала тебе, что всегда буду с тобой?
– Филактерий[1]? – удивился я.
– Ну что ты! Я даже не знаю как к этому подступиться. Но и то, что получилось, гораздо больше чем простая проекция. А когда случилось это
, та я, которая исходная, попыталась спрятаться здесь, – она снова дотронулась до кольца, – но это начало просачиваться вслед за мной. И та я уничтожила себя. Другого способа разорвать канал не было. В результате та штука тоже получила некоторый ущерб, а я... Вот эта я, осталась совсем без энергии. Знаешь... странное состояние. воспринимаешь всё, но... даже без внутреннего отношения. Полная пассивность. А потом, здесь, когда этот, – она указала большим пальцем вниз, – начал шарить, мне перепало немного и я смогла что-то делать. Как я поняла, Он вытягивал самую мощную эмоцию, у кого-то радость, у кого-то мечта, а у тебя боль, и воссоздавал связанный с этой эмоцией образ. И я... Я запаниковала и подставила вместо себя образ из книг.– Спасибо... – хрипло выдохнул я. – не знаю, что было бы со мной, если бы... появилась ты, но такая...
– Может быть, – грустно ответила она, смотря куда-то в сторону. – Но тогда бы я просто вселилась сюда и всё. А так я испугалась. Что бы почувствовал ты, увидев меня в этом теле? А когда начала формироваться эта Гермиона, я уже не могла её убить.
– А теперь? Надо просить для тебя отдельное тело.