Солнечная лотерея

— Так вы открыли метод предсказания, то, что не перестают искать все обитатели Системы? И именно таким образом вы стали Ведущим Игру?

— Нет, — ответил Картрайт. — У меня нет никакой формулы. Я не могу предсказывать скачки вероятного. Никто не может этого.

— Но у вас же была эта карточка! Вы знали, что она выйдет!

— Все, что я сделал, — сказал Картрайт, — это проанализировал механизм возможностей. В своей жизни я тысячу раз бывал допущен в центр в Женеве. Поскольку я не могу предсказать скачки вероятного, я придумал наилучший алгоритм замены: я упорядочивал карточки по тому принципу, чтобы девять следующих выходящих номеров были номерами девяти имевшихся у меня карточек. Думаете, что я стал Ведущим Игру благодаря моей собственной карточке, а не тем, которые я купил. Мне надо было быть осторожней: если бы у кого-нибудь возникло желание изучить это получше, все мои планы были бы расстроены.

— С каких пор вы работаете над этим? — спросил Бентли.

— Со времен моей молодости. Как и все, я хотел найти систему, позволяющую предвидеть скачки вероятного. Я изучил все, что было написано об этом, о принципе Гейзенберга, о законах случайностей. Я стал наладчиком электронной аппаратуры. Мне еще не было сорока, когда я был принят на работу в базовых контурах в Женеве. Тогда я считал, что это невозможно предвидеть. Все подчиняется принципу неопределенности. Движение субатомных частиц, определяющих скачки, не может быть рассчитано людьми.

— Честно ли это было? — спросил Бентли. — Это против всяких правил.

— Я играл в эту игру много лет, — продолжал Картрайт — Многие играют в нее всю жизнь, Потом я сообразил, что правила таковы, что я не могу выиграть. Кто стал бы в такой ситуации продолжать? Мы ставим против банка, и банк всегда выигрывает.

— Это верно, — согласился Бентли. — Какой смысл играть, когда с вами мошенничают? Но каков ваш ответ? Что делать, когда замечаешь, что игра такова, что в ней нельзя выиграть?

— Делать то, что сделал я: создавать новые правила и следовать им. Правила, создающие равные шансы для всех играющих, то, чего нет в случае с Минимаксом. Он, как и система классификации, у нас не в чести. Итак, я задался вопросом, какие же правила были бы наилучшими. Я работал над тем, чтобы поставить их на ноги, затем я руководствовался ими, словно они были в силе. Помолчав, он добавил:

— И я стал членом Общества Престонистов.

— Почему?

— Потому что Престон тоже понимал, что происходит, и, как и я, желал игры, в которой каждый имеет шаре выиграть. Разумеется, я не склонен к тому, чтобы делить выигрыш на равные части для всех игроков, находящихся к концу игры в равноправных условиях, но я считаю, что каждый должен иметь шанс выиграть.

— Значит, вы знали, что стали Ведущим Игру до того, как вас об этом, уведомили?

— Я знал за несколько недель до этого. Когда я в последний раз налаживал механизм, то сместил центр. На этот раз мне-удалось полностью проконтролировать процесс. Он управляется отнюдь не случаем. Он запрограммирован на годы вперед. Но это уже было ни к чему. Я навеки уже не мог быть никем смещен.

— Что вы собираетесь делать теперь? — спросил его Бентли. — Вы больше не сможете прийти к власти.

— Я вам уже сказал: я выхожу в отставку. Ни Рита, ни я никогда по-настоящему не отдыхали. Я рассчитываю провести остаток дней на залитой солнцем станции, подобной этой. Я смогу расслабиться, много спать, размышлять, издавать труды.

— Да? И на какую тему?

— По уходу за электронным оборудованием и ремонту его, — ответил Картрайт. — Это моя специальность.

Заговорила Рита.

— Через двадцать четыре часа вы, Тэд, станете Ведущим Игру. Сейчас вы находитесь в таком положении, в каком был мой дядя несколько дней назад. Теперь вы будете ждать, что они придут известить вас. Я никогда не забуду момент, когда мы услышали, как они приземлились на крышу. Затем появился майор Шеффер с портфелем под мышкой.

— Шеффер в курсе, — сказал Картрайт. — Мы все проиграли вместе с ним до того, как я дал вам карточку… Перед вами стоит трудная задача. Мир меняется, звезды открываются, словно расцветают розы. Диск является важным этапом. Вся Система должна измениться.

— Вы чувствуете себя способным на это? — спросила Рита у Бентли.

— Полагаю, да. Я хотел иметь возможность изменить мир — и вот я ее имею. — Внезапно он рассмеялся. — Я, без сомнения, первый человек, находящийся под клятвой самому себе. Я одновременно и служащий, и его покровитель. Я имею право на жизнь и на смерть — собственную.

— Быть может, у вас получится, — сказал Картрайт. Он явно волновался. — По-моему, это хорошая клятва. Вы должны одновременно обеспечить вашу защиту и делать то, что нужно. Вы ответственны только перед вашей совестью. Это правильное слово?

— Да, это правильное слово, — сказал вбежавший Шеффер. — Оно употребляется в исторических документах. А у меня новость: Инквик дал нам последний рапорт по Муру.

Прошло несколько мгновений, прежде чем Картрайт смог спросить:

— Последний?