Солнечная палитра

После революции Народный дом имени Поленова продолжал свою деятельность, но уже без участия его устроителя. Артисты разъезжали по фронтам гражданской войны, ставили пьесы в Москве для детей и взрослых, помогали клубам и домам культуры.

И в наши дни существует в Москве Дом народного творчества имени Н. К. Крупской, который продолжает то благородное дело, которое когда-то начинал Поленов.

30. Музыка и художник

Василий Дмитриевич очень не любил гостей, которых нужно было занимать разговорами, с которыми нужно бесконечно сидеть за чайным столом, одним словом — праздных людей, и всячески старался исчезнуть из дому при появлении таких «знакомых»; зато как он оживлялся, когда приходила молодежь, как он умел привлечь ее к какому-нибудь творческому делу и как молодежь любила его…

Из статьи О. В. Поленовой (дочери художника)

Летом 1912 года молодой музыкант-виолончелист Виктор Львович Кубацкий и его жена приехали отдыхать в Тарусу. Прослышали они, что неподалеку проживает известный художник Поленов. Но говорили, что дом его «недосягаемый».

Однажды молодые люди переплыли на лодке Оку и пошли гулять в сторону Борка.

Они шли заливными лугами, разговаривали, наслаждались хорошей погодой, красотой Оки, потом переправились по мостику через речку, вошли в лес и увидели тропинку. Вдруг после поворота показался белый трехэтажный дом какой-то удивительной архитектуры.

— Да ведь мы к недосягаемому дому вышли! — воскликнула жена Кубацкого.

— Как же так, нет забора!

Они повернули и неожиданно столкнулись с высоким, представительным седым человеком с небольшой окладистой бородой; резкие морщины бороздили его лицо, из-под густых, нависших, совсем черных бровей удивленно и сурово смотрели темные проницательные глаза.

Он был одет в какую-то светлую потертую блузу; волосы на голове прикрывал странный берет. Незнакомец поднял для приветствия правую руку.

— Здравствуйте, молодежь, — раздался густой бас.

Виктор Львович начал извиняться, оправдываясь, что попал сюда нечаянно.

— Ничего, ничего, это бывает, — ласково кивал старик.

Разговорились. Виктор Львович сказал, что он музыкант-виолончелист, а его жена певица.

— Отлично, отлично! А я здесь живу. — И Василий Дмитриевич тотчас же взял с молодых людей слово, что через три дня они придут в Борок с инструментом и нотами.

В доме на Оке каждое лето веселилась музыкальная молодежь. В течение всей жизни не было для Василия Дмитриевича большей отрады, чем слушать по вечерам серьезную симфоническую или вокальную музыку. Особенно он любил Баха, Моцарта, Шопена, Седьмую симфонию Бетховена.

Случалось и ему самому время от времени сочинять. Известны его романсы на слова Лермонтова, затем музыка к его детским пьесам «Анна Бретонская» и «Замок Трифельс»; вместе с композитором Н. С. Кротковым он сочинил оперу «Призраки Эллады», которая ставилась в Большом зале Московской консерватории.

С годами все больше музыкантов и певцов собиралось в доме на Оке. Концерты следовали один за другим.

— Музыка, кроме наслаждения, дает мне отдых, успокоение и исцеление от головных болей. Они уменьшаются, а то и совсем проходят, — говорил Василий Дмитриевич.

Но каждый следующий концерт приходилось ему слушать все напряженнее, все мучительнее. К нему незаметно подкрадывался новый старческий недуг — глухота.

Множество народу перебывало за эти годы в доме на Оке. За стол никогда не садилось меньше пятнадцати человек. Все гости так или иначе были связаны с искусством: музыканты, художники — бывшие ученики Василия Дмитриевича, а то и просто преданные искусству люди. «Недосягаемым» дом был лишь для светских пустых франтов да для соседей-помещиков. Но зато с большой охотой Василий Дмитриевич показывал гостям, любящим искусство, свой музей, который помещался в четырех комнатах нижнего этажа — портретной, библиотеке, кабинете и столовой. Там хранились экспонаты, собранные, по словам Василия Дмитриевича, «пятью поколениями Поленовых». Первым экспонатом была картина XVII века фламандского художника Франка, купленная прадедом Алексеем Яковлевичем в студенческие годы за границей, а последними являлись кости мамонта, найденные сыном Митей на берегу Оки.

Василий Дмитриевич водил гостей по комнатам, объяснял, кто изображен на портрете, как попали в его коллекцию картины и этюды художников — друзей и учеников…

Каждый предмет, большой или малый, будь то шкаф красного дерева, принадлежавший Державину, или визитная карточка Тургенева, или обломок греческой статуэтки отцовской коллекции, был немым свидетелем прошлых времен, и о каждом предмете Василий Дмитриевич мог бы рассказать интересную историю.