Солнечное затмение

Это было, конечно же, и нарушением субординации и некой фамильярностью, но, наверное, все, кто сейчас был в строю, подумали то же самое. И офицер промолчал. Я увидел в строю своего земляка, казаха Мишу, который был не только из Волгоградской области, но даже из соседнего с моим района. Я махнул ему рукой – он ответил, как мог, кивком головы на половину сантиметра.

После обеда Валиев отправил меня с Сашей Панчишиным на наблюдательный пост со стороны лагеря, где был тот свет на склоне горы. Нам выдали по одной офицерской плащ-палатке в дополнение к имеющейся у нас солдатской, бинокль и наставление смотреть во все глаза. Для чего это было, зачем, мы понять пока не могли. Я помню только, как в своё время капитан Ребенко сказал, что если солдату нечего делать, то он должен стоять в строю. Наверное, это и был тот самый случай. Плохо было только то, что после обеда вновь пошёл дождь, который после часа нудного покрапывания опять превратился в ливень, может быть, не такой сильный, как вчера, но всё же это был самый настоящий ливень. И если вчера ещё было чем заняться, а занятие было славное!, то сейчас можно было только лежать и ёжиться, вставать нельзя. «Нет, ну какой идиот пойдёт в атаку в такую погоду!», – думаю я, – «Этак можно просто стать посмешищем, завязнув в грязи на подходе». Саня был метрах в пятнадцати от меня и с ним невозможно было обмолвиться и словом, ведь сквозь этот шум мы бы всё равно ничего не услышали. Как он там, интересно? Вода прибывает не так стремительно, как вчера, но время же, время… Время просто стоит на месте, а я даже не знаю, сколько нам стоять на посту, хотя в данном случае выражение «лежать на посту» было бы более правильным; в патруле мы были по два часа, здесь, наверное, должно быть не больше, но ведь сейчас день, может, и по четыре часа будем нести службу. Я лежу на животе, подогнув под себя согнутые в локтях руки, а вода уже стала приближаться к плечам. Автомат теперь я держу за спиной стволом вверх, к голове, в наиболее высокой точке, но отрадно то, что вода довольно тёплая, не холодно – всего лишь неприятно.

Прошло ещё часов шесть, а может быть и восемь, а может быть и целая вечность, и к нам, наконец, пришли Саша Ливанов и Андрей Рембовский по прозвищу Рэмбо, который, как известно, на Рэмбо совсем не походил, но сейчас определённо представлялся не м'eньшим спасителем. Оказалось, что мы были на посту всего четыре часа. За время несения дежурства на посту наши товарищи принесли из хозяйственного подразделения и наладили печку-буржуйку, растопили её, но с началом нового ливня затушили. Сейчас же все, кто не был на посту, сидели в палатке и курили – те, кто были курящими.

Плавно наступил вечер, а с ним и ужин, в палатке вновь затопили печку, пустив на дрова пару ящиков из-под реактивных снарядов, которые лежат в общей стопке в центре лагеря, и, наконец, этот очередной день закончился. Нас всё пугали боевыми действиями, атаками ваххабитов, но пока приходится сражаться только с матушкой-природой и мы ей явно проигрываем.

XII

На утреннем построении старший лейтенант Валиев рассказал нам, сколько стоит автомат АК-74.

– Семь лет, – сказал командир. – Семь лет лишения свободы. Именно столько вы заплатите из вашей юношеской жизни за автомат, если, конечно, попытаетесь продать его.

Мы молчим и пока не понимаем в чём дело.

– Довожу до вашего сведения: в мотострелковом батальоне нашлись несколько дурачков, которые решили продать автомат в ближайшее к нам село, будь оно неладно. Вынесли его вчера из части во время ливня и продали. Ну как можно быть такими придурками? Ведь найдут, найдут и ещё раз найдут! И посадят! Кибернетические дауны!

– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться? – через небольшую паузу спросил Саша Ливанов и, не дождавшись ответа от крайне удивлённого Валиева, продолжил. – А где они лишний автомат достали?

– Скажи, Ливанов, – ответил командир, наклонив голову и немного прищурившись, чем напомнил вождя мирового пролетариата. – Вот зачем ты такие албанские вопросы задаёшь? Тебе какая разница: чей, откуда? Не это главное, а то, что он подорвал боеспособность всего нашего батальона, продал вверенное ли ему оружие, или чьё-то ещё, совершил государственное преступление!

– А Шварцман не подорвал нашу боеспособность тем, что свой автомат ухандокал? – спросил Саня.

Тотчас пошли смешки, которые просто нельзя было сдержать.

– Молчать! – вскрикнул заметно занервничавший Валиев. – Отставить разговоры в строю! Шварцман, конечно, раздолбай, но всё же не негодяй. Умысла не было на преступление! Автомат спишем на боевые потери.

– Ну вот, Шварцман, ты пока единственный из нас, кто воевал! – торжественно прошептал ему в спину Костя Левин.

Опять последовал смех, только уже более громкий, и Валиев вновь повысил голос.

– Что, давно в упоре лёжа не стояли? – оскалился он. – Сейчас напомню, что это такое! Разойдись!