Так всегда случается с теми, кто ведет себя неразумно, сухо сказал Корусан. Эсториан приподнялся на локте.
Сколько вина я вчера выпил?.. И увидел округлившиеся глаза слуги.
Боже! Он вспомнил все. Что с ней? Она умерла?
Она мертва, сказал Корусан. Судороги рыданий сотрясли тело Эсториана. Но все слезы мира не могли бы потушить сейчас пламя отчаяния, в котором корчилось его сердце. Корусан деликатно молчал. Когда слезы иссякли и содрогание прекратилось, он коснулся губами щеки своего господина. Этот поцелуй не таил в себе чувственности, в нем ощущались поддержка и ободрение, живой помогал живому сопротивляться холоду смерти. Корусан выпрямился. Его щеки пылали, но глаза были угрюмы.
Расскажи мне, сказал Эсториан. Расскажи обо всем. Оленеец нахмурился. Эсториан попытался взглянуть на себя со стороны глазами мальчишки. Жалкое зрелище для слуги господин, опухший от слез, хватающий воздух посеревшими губами. Он постарался взять себя в руки. Корусан заговорил. Леди Мирейн мертва. Айбуран жив, но ничем не лучше мертвого жрецы с помощью магии раздувают в нем искорки жизни. Враги мертвы. Двоих пытались допросить, но они умерли, не сказав ни слова.
Маги Гильдии? спросил Эсториан.
Да! Корусан помрачнел еще больше.
В империи все спокойно, счел нужным добавить он, ваша жрица делает все необходимое для поддержания порядка в При'нае.
Моя жрица? Эсториан недоуменно поморщился.
Островитянка. Дочь рыбака.
Ах, Вэньи! Он не предполагал, что сможет когда-нибудь улыбаться, но от воспоминания о маленькой жрице на него словно пахнуло теплом и на душе посветлело.
Я рад, что не ошибся в ней. Из нее выйдет достойная императрица. Корусан промолчал.
Но ты, сказал Эсториан быстро, ты часть моего сердца, и я никогда не расстанусь с тобой. Золотые глаза закрылись. Прекрасное, словно из выдержанной слоновой кости лицо искривилось, на скулах горели пятна румянца. Эсториан выпрямил усики своей силы, обхватил его боль и резким движением втянул в себя. Все получилось великолепно. По коже прошел легкий мороз, затем это ощущение исчезло. Корусан вздрогнул.
Ты болен, сказал Эсториан. Мальчишка усмехнулся.
Теперь меньше. Лихорадочный румянец сошел с его щек.
Ты будешь здоров.
Нет. Эсториан не стал возражать упрямцу. Когда они оба чуть-чуть окрепнут, он проведет полный сеанс очищения его сущности, от лихорадки не останется и следа. Теперь же... Он попытался сесть. С помощью Корусана это ему удалось, хотя голова закружилась и сильно заколотилось сердце. Но боль, раскалывающая черепную коробку, ушла. Свежий ветер промывал его дух, ветер, наполненный энергией возрождения. Он встал. Комната показалась ему незнакомой, хотя он уже ночевал здесь onqke въезда в При'най. Память стала избирательной, отбрасывая второстепенные детали, он помнил площадь, эшафот, смерть. Его руки отяжелели от вошедшего в него огня. Огонь стекал с пальцев, разбрызгивался по полу, сворачиваясь в мелкие пылающие капли. Он сжал кулаки. Огонь бил ключом. Он попытался унять пульсацию. Она не подчинялась его воле. Огонь вел себя своенравно, сердито. Он усмехнулся и увидел безумные, остекленевшие глаза Корусана.
Эй, львенок, сказал он, очнись! Корусан моргнул и помотал головой, приходя в себя.
Смотри, желтоглазый, шепнул Эсториан заговорщическим тоном, не проговорись никому.
О чем? Эсториан потряс пылающими кистями. Огонь в них убывал, но очень и очень медленно.
Об этом. Тут нет ничего особенного, но я не хочу, чтобы пошли слухи.
Слухи и так идут. Эсториан замер.
Твоя сила. Ты можешь ею управлять? Или нет?
Нет. Эсториан сжал зубы. Пока еще нет. Но вскоре сумею, если того пожелают боги.
Я слышал разговоры жрецов. Они опасаются, что твоя магия одолеет тебя и поглотит.
Нет, сказал Эсториан, нет, я этого ей не позволю.
Разве это в твоей власти: позволять или не позволять?
Да! Он очень надеялся, что это именно так.
Боги милостивы, сказал Корусан. Ему показалось, что мальчишка вздохнул. Он усмехнулся. Ему, видно, удалось разжалобить оленейца.