Солнечные Звери

Самое сложное — это преодолеть барьер восприятия; в очередной раз понять и вспомнить, что смерть — это ещё далеко не конец. Я теперь точно знал, что бывает после того, как твоё тело становится мёртвой, неодушевлённой материей. А раз так — значит, надо это использовать.

Тревор, перед тем как сознательно перешагнуть этот барьер, оставил шрамы на теле, в расчёте, что они смогут сохранить важную информацию для него в другом мире. Интересно, кстати — куда он попал в этот раз? То, что не в мир вечной войны — это точно. Но какие ещё у него могли быть склонности и тайные желания мне было неизвестно.

Впрочем, не ради него я собирался преодолевать это барьер. Мне нужны были возможности того парня, Шамана. Я помнил, насколько лихо он управлялся своим миром. И почти не сомневался, что у него наверняка есть действенное противоядие против тварей хаоса. Значит, надо каким-то образом заставить его поделиться им.

И в самой формулировке этой задачи содержался ответ на способ её решения.

Я могу взаимодействовать с тварями. Касаться их сознания. Что произойдёт, если в момент гибели я буду связан с одним из них? Почти уверен, что так мне как минимум удастся сохранить свою память. А как максимум — посмотреть, что с этой штукой будет делать шаман, когда я затащу её в тот мир.

В этом плане было несколько очевидных слабых мест. И самое слабое — вопрос возврата. Ведь замок разрушен, значит, прямого пути нет. Что делать? Строить другой замок? Если этот вопрос встал ребром, и никаких других возможностей не было — я бы, скорее всего, от него отказался.

Но потом я вспомнил одну вещь, на которую обратил внимание там. Наши миры не были идеально синхронизированы во времени. Да, какая-то общая корреляция наблюдалась: те, кто погиб давно, попадали туда раньше. Но существовал довольно большой разброс — например, ребята, которые, судя по их навыкам, относились к периоду локальных конфликтов середины прошлого века, попадали в учебные части позже тех, которые совершенно точно погибли в начале этого. Тогда я не придал этому значения. Но теперь это давало мне шанс. Если попасть в тот мир чуть раньше, когда Замок ещё существует — можно выбраться обратно.

В этом случае даже «противоядие» от твари Хаоса иметь не обязательно. Достаточно вернуться вовремя и разгромить нафиг тот филиал ада, который устроили идиоты от науки на плато Путорана.

Риск огромный. Но это точно лучше плана, предложенного научниками. Мало того, что он абсолютно аморален, так ещё и в его реальности у меня были очень серьёзные сомнения. Ну с чего они, в самом деле, взяли, что эта штука захочет «проваливаться» в проход, даже если мы его откроем? И что будет, если эта сущность может делиться? А это ведь предполагается. Её конечная цель — наполнить Хаос копиями себя. В этом случае погибнут оба мира.

Я очень надеялся, что в решающий момент смогу почувствовать: удастся ли мне сохранить память и попасть в нужный мир. Знаю, на то, чтобы определить это, у меня будут мгновения. Есть риск погибнуть просто так. И это риск ставил под угрозу выполнение моего последнего и самого надёжного, третьего плана.

Вот о нём я и собирался рассказать Ивану — на случай, если всё пойдёт сильно не так, и я не смогу реализовать его сам.

Нам выделили двухместную комнату в расположении части, простую, но достаточно комфортную. Мы, наконец, смогли привести себя в порядок и переодеться в чистую форму, которую нам выдали на складе. Тут было тихо — но я не доверял здешним стенам. Поэтому как бы невзначай предложил Ване пойти прогуляться «на ужин».

— Но до него ещё почти два часа! — возразил он.

— А мы пойдём долгой дорогой, — сказал я.

Ваня посмотрел мне в глаза. Понял. Кивнул в ответ и поднялся с кровати.

Мы миновали плац, прошли казармы, свернули в сторону огневого городка и полосы препятствий. Сейчас тут было пусто: для занятий не время — все подразделения готовились к завтрашней «обороне», оборудуя позиции на полигоне и в ближайших лесах.

Я забрался на «разрушенный мост» и сел, свесив ноги. Ваня опустился рядом.

— Что случилось? — спросил он, — решил рассказать про свой план, да?

— Вроде того, — кивнул я, — смотри какое дело: я постараюсь завтра сделать так, чтобы всё сразу стало хорошо. Если выгорит — тебе даже делать ничего не надо будет. Возможно, ты даже этот разговор забудешь.

Иван поднял бровь, глянул на меня скептически, но промолчал.

— Теперь вот что. На случай, если всё станет плохо. Кроме Алины, ты единственный, кому я могу объяснить, почему нужно будет сделать то, что нужно. Но с Алиной особое дело. У нас ребёнок. Я боюсь, что даже такой человек, как она, не сможет.

— Серёг… ты о чём? — насторожился Ваня.

— Мы ведь уже знаем, что смерти нет. Так? — Сказал я, — те, кто вернулся оттуда. Да, мы снова адаптировались к нашему миру — но это знание осталось. Я ведь не просто так с тобой эти беседы вёл, Вань… мне было важно, чтобы ты начал задумываться.

— Задумываться о чём?

— О природе этого кризиса. Ваня, эта штуковина… она ведь не просто убивает. Она переделывает. Берёт готовое и изменяет под себя. Она питается информацией.