Карета повернула и ускорила ход. Это что же, они будут возить ее кругами, пока палач как следует вскипятит котел?!

– Да скорее уже! – Она ударила кулаками в стенку. – Сколько можно?!

Карета катила во весь опор. Скрипели рессоры. Грохот камней под колесами сменился шорохом песка. Еще спустя вечность карета замедлила ход; Ирис осела на пол.

Открылась дверца. Снаружи не было ни площади, ни толпы, а только маленькая бухта среди скал. Дул ветер с моря, шелестели волны, было совсем светло. У причала стояла лодка.

На корме горой высился багаж. Рядом сидел Ольвин – Ирис протерла глаза. Да, это был он. Ирис замерла, вдруг испугавшись, что все вокруг – предсмертное видение.

Лодка опасно закачалась – Ольвин вскочил, увидев Ирис. Вероятно, мысль о предсмертном видении пришла ему тоже. Он рванулся к ней, но лодочник, массивный и кряжистый, опустил ему руку на плечо и заставил сесть.

Тюремная карета выкатилась из бухты, за ней ушли стражники. Остались потрясенный Ольвин в лодке, Ирис, невозмутимый лодочник и лорд-регент – он стоял на краю причала, глядя на морской горизонт. Его лицо было свободно от повязки:

– Ваша сестра и ее дети здоровы. Вернулись домой.

Ирис закрыла глаза. Волны разбивались о сваи причала. Раз, два, три…

– Вас с Ольвином отвезут в порт и посадят на корабль. В лодке багаж. В кошельке – плата за уроки. В ящике ракушки, в футляре свирель. Что-нибудь еще?

Она молчала.

– Ирис, вы меня слышите?

– Странно, – сказала она. – Вы произносите мое имя… правильно. Только вы… и Ольвин.

– Честно говоря, – сказал он, помолчав, – я предпочел бы встретиться с вами в других обстоятельствах. В другой… реальности. Жаль.

Он кивнул, указывая на лодку:

– Пора.

– Пожалуйста, скажите Ференцу, что я не умерла.

– Наоборот. Пусть знает, что вас казнили.

– Это… немилосердно.

– Разумеется. Музыка никого не делает милосердным, я ошибался, и это к лучшему. Империи нужен такой правитель – именно такой. Ради нашей родины, ради Каменного Леса; он ведь в вас влюбился, Ирис. И он вами пожертвовал. Я горжусь собой как воспитателем.

– Да чтоб ты сдох!

– Принято. Но не завтра. Он слишком молод, его надо многому научить.

Она сделала шаг и оступилась. Он моментально оказался рядом. Поймал и не позволил упасть. Поддержал и повел к лодке.

– Из развалин встанут новые города. На улицы выйдут достойные счастливые люди. Каменный Лес будет процветать, потому что для императора долг превыше любви. Я хотел для него другой судьбы… но долг превыше.

– Не выйдут достойные и счастливые, – сказала Ирис. – Не будет ни достоинства, ни счастья, пока у вас в центре города прокопченный котел!

– А это мы посмотрим, – сказал он почти беспечно.

Лодка раскачивалась. Ольвин стоял, балансируя, подняв руки, готовый поймать Ирис.

Она повисла на локте лорда-регента:

– Откуда вы знаете, что сестра и дети…

– Поверьте, им больше ничего не угрожает. – Он помог ей спуститься в лодку. Ольвин, с растерянным виноватым лицом, подхватил Ирис и обнял, помог усесться, накинул на плечи одеяло.

– Эрно, – сказала она и наконец-то заплакала. – Будьте прокляты. Я не хочу жить в мире, где существует крик медузы.

– Другого мира нет, – сказал он глухо. – Счастливого пути.

Солнечный круг

Пролог

Девушка танцевала в круге солнца. Платаны на бульварах, брусчатка на площади, здание университета и машины на воздушных трассах были свидетелями этого танца. Только что прошел дождь, лужи сверкали под новым небом, босая девушка в легком платье танцевала свободу и каникулы, нежность и бесстрашие, она танцевала себя и любовь, и ей было плевать на чужие взгляды.

Вокруг останавливались люди, прояснялись глаза, светлели озабоченные лица. Собралась небольшая толпа, и никто не смотрел осуждающе.

Молодой скульптор стоял среди прочих, задержав дыхание, уже зная, что для него наступил момент истины. А когда танец закончился, он выбрался из толпы и ушел к себе в мастерскую. Без эскизов, без черновых слепков, без отдыха и еды он работал много дней, и девушка появилась на свет заново.

Старый ваятель, наставник скульптора, долго смотрел на нее. Потом положил руку на плечо молодого: «Теперь ты один из нас».

Девушка танцевала на постаменте, оставаясь неподвижной, и казалось, от нее исходит видимый свет.

* * *

В лесу пахло железом, туманом и гнилью. Деревья стояли пригнувшись, растопырив ветки, будто готовые сцепиться в драке и вогнать друг другу топор под корень. Небо трещало разрядами: рядом висела аномалия, глушила сигнал. Стрелка компаса вертелась, как шпион на допросе, то и дело меняя показания.

Почуяв запах дыма, Кайра пошла по нему, как ищейка, и скоро вышла на опушку. Совсем рядом, ниже по склону, дымил печами живой поселок: развалин мало, огороды ухожены, громоотводы в рабочем состоянии. Люди ухитряются выживать в любой дыре, в любой щели, в нескольких километрах от фронта; впрочем, какие же это люди. Это наверняка гиены. Мирные, цивильные… гиены.