Солнечный круг

– С ним все нормально. Он адаптирован. Говорит на четырех языках, кроме родного. Играет на скрипке и фортепиано. Развит физически. Общителен. Понимает шутки и шутит сам. Терпелив. Выдержан. Вежлив.

– У вас странный эмоциональный фон, какое-то напряжение по отношению к парню…

– Я расскажу. Денис родился в срок, легко и без осложнений. Развивался совершенно нормально. Первые слова были – «мама» и «пилот»… Когда ему было восемь лет, умер командир экипажа. Через месяц – биолог, отец мальчика.

– Они сразу заподозрили эпидемию…

– Да. Хотя взяться ей было неоткуда. Командир и биолог умерли одинаково: сперва помрачение рассудка. Потом отказ жизненно важных органов. Вы знаете, на борту был сильный медицинский модуль с реанимацией, способной поддерживать жизнь хоть отдельного органа, хоть отсеченной головы… Но ни командира, ни биолога не спасли. Когда стало ясно, что мозг мертв…

– Понимаю.

– Их поместили в саркофаги в специальном отсеке. Таково было предписание. Из этой экспедиции должны были вернуться все – живые и мертвые.

– У меня нет информации, как малыш пережил потерю.

– У меня тоже. Нет записей – в те дни им было не до протокола. Они искали причину…

– И не нашли.

– Нет. Забегая наперед, скажу, что мы тоже не нашли. Ни о каких бактериях, вирусах, инопланетных тварях не может быть и речи. Мы чуть не на атомы разложили корабль и содержимое саркофагов…

– Мальчику было восемь?

– Да. Командование полетом принял второй пилот. Начальник экспедиции возобновил нормальную работу… Насколько это было возможно…

– Потери неизбежны.

– Да. Наверное, они тоже так подумали, когда через год умер диетолог.

– С теми же симптомами?

– Абсолютно. Когда Денису было десять, за три месяца умерла вся команда. Последней – его мать, бортинженер. Денис получил точные инструкции: управляя автоматами, уложил мать в двенадцатый саркофаг. Резервный.

– Та-ак…

– Три года он провел на борту один, в компании роботов и покойников. Разумеется, курс был проложен, автоматика не сбоила. Но – я повторяю – сейчас это общительный, образованный, совершенно нормальный мальчик.

– Незаурядный, признаю. Но он вырос среди незаурядных людей, в обстоятельствах, которые нельзя назвать рядовыми…

– Поверьте, мы не стали бы к вам обращаться. Мы встречали экспедицию – по графику. Денис вышел на связь точно в срок… Разумеется, узнав, что экипаж мертв, мы оставили корабль на орбите. Разумеется, Денис попал в карантин. Он сотрудничал, вы не поверите, с охотой, он нас утешал! Его чуть не на части разбирали, пытаясь выявить аномалию, а он шутил… Он здоров. Корабль стерилен. Прах наших товарищей подвергнут всем тестам, какие только возможны.

– Ничего не нашли.

– Нет. Правда, ведущий инженер проекта умер через месяц после возвращения «Императора». Но это понятно: обширный инсульт…

– Так.

– Дениса отправили в школу, в одну из лучших школ, мы чувствовали вину перед его родителями.

– Это напрасно.

– Он проучился полгода. Характеристики положительные.

– Мы подбираемся к тому, чего нет в моих материалах.

– Да. В последний месяц, один за другим, умерли трое его учителей. Помрачение рассудка, отказ жизненно важных органов… Причина неизвестна.

* * *

Школа была в самом деле хорошая – маленький, замкнутый городок на берегу моря, с парком, обступившим строения, с бесконечными треками, терренкурами, спортплощадками, беседками и экспериментальными делянками, наконец, с крепостной стеной вдоль главной аллеи – стена олицетворяла прогресс, а потому была сложена из разных материалов, начиная от кирпича и заканчивая строительным монолитом. Мозаичные картинки из цветного стекла изображали людей, занимающихся своим делом, – инженеров над пространственными моделями, древних греков с мотыгами и космонавтов в старинных скафандрах. У самого входа две фигурки в спортивных костюмах, мужская и женская, стояли, целомудренно взявшись за руки.

Что должен испытывать мальчик, который первую дюжину своих лет видел только виртуальное небо? Что он должен испытать, оказавшись на берегу, в парке, среди сотен ровесников? Потрясение? Или, может быть, разочарование? Настоящее небо так похоже на виртуальное, что, бывает, их трудно различить…

В вестибюле на информационном экране были выставлены три портрета в траурных рамках. Стояла тишина, чрезмерная для школы.

– Здравствуйте. Меня зовут Александр. Вам звонили.

– Да, разумеется. – Женщина в административном кресле улыбнулась очень натянуто. – Вы хотите поговорить с Денисом?

– Нет. То есть хочу, конечно, но позже. Сперва я собираюсь встретиться с несколькими его друзьями… Вряд ли у него есть друзья. С товарищами. С педагогами.

– Разумеется. – Женщине физически трудно было улыбаться.

– И еще, я заранее приношу извинения за бестактность. Мне надо поговорить о ваших последних потерях – о тех педагогах, что умерли.

Женщина молчала секунд тридцать. Ее левая рука начала подрагивать, и она крепко прижала ладонь к столу.

– Понимаю, – сказала она наконец. – Что бы вы хотели знать?

– Я изучал их медицинские карты. Все трое были практически здоровы.

– Да.

– Я вижу, в школе траур?