— Конечно. Дело в том, что вы не можете освободиться из-под гнета привычных представлений. Если слышите о духах, то думаете о зимних вечерах, заснеженных полях, буре, темноте и полночи. Тогда появляются неуверенные ползучие тени, сами боящиеся живых больше, чем люди этих обитателей сумерек. Здесь ночь не является оплотом тишины и спокойствия, она принадлежит живым, и полна веселья и музыки. Пусть кто-то покажет мне хотя бы одного размытого полуночного призрака, что мог бы в ужасности потягаться с белым привидением полдня. Как убежать от солнечного призрака, если он настигнет меня даже в выжженной Солнцем и не знающей тени Кампании, уставиться на меня своими холодными выцветшими глазами моряка, вобравшими в себя бескрайние просторы пустынь и океанов? Лучше всего этот дух чувствует себя в пору летнего солнцестояния, в полдень, под оглушающие песни цикад, среди золотисто-желтых полей пшеницы, когда воздух дрожит от жары и даже жаворонки умолкают. Он живет на берегу моря, где раскаленный песок отражает свет, как зеркало. Обычно призрак прилетает из Африки, по дороге дыша жаром в лица моряков, ошеломленно стоящим на палубах. На его пути не расцветет ни один цветок, не зазеленеет ни малейшая травинка. И тем не менее, этот призрак так же красив, как и жесток. Вблизи я его видел дважды, первый раз — в Пизе. Вам знакома Пиза? Конечно, нет, вы ее видели только в дождь. Представьте себе площадь перед собором, раскаленную от солнца, удаленную от шумной толпы, прекрасные камни, увитые лозой поражают воображение неземной красотой, переносящей реальные вещи в сферу сверхъестественного. Мраморная сказка, окаменевший сон наяву на изумрудно зеленом лугу. Бросающая вызов законам равновесия, беспокоящая глаз кривая башня, кафедра и баптистерий ослепительно белые, как снег, за ними кладбище, а еще дальше — темная городская стена — граница мира. Воздух в этой поре легок, как эфир, а из земли, кажущейся неосязаемой, появляются призраки, чтобы усесться возле кладбищенских ворот. Это наиболее подходящее место для солнечного призрака, его метрополия. Там впервые я узнал жуть этого привидения из адских глубин. Но это еще ничего — через несколько лет я встретил его в долине Пизы. — Он вдруг умолк, погрузившись в воспоминания, как это часто бывает с отшельниками, привыкшими разговаривать сами с собой.
— Дальше, что было дальше? — раздались выкрики со всех сторон.
— Не могу об этом рассказать, это состояние, а не конкретное происшествие.
Поскольку вся компания настаивала, он в конце концов уступил и стал рассказывать:
— Это было весной в годах 80-х. В один прекрасный день — как и каждый год в эту пору — я отправился в поход, чтобы проветрить и прогреть промерзшее за зиму тело. Из Сан-Касиано я вышел без конкретно намеченного маршрута, увековечивая в этюднике дворец, виллы, фантастические каменоломни и группы деревьев. Ночь я провел в придорожной корчме, покинутой мной еще до рассвета. Ничего нет прекраснее, чем прогулка холодным утром по пустынным проселочным дорогам, когда небо еще серо, а золотистое W Кассиопеи подмигивает вам будто из-за газовой занавески, пока над восточными холмами не появится розовая полоска, предвещающая появление солнца, разгоняющего стада туч. Fiat lux[2]
— как описал это явление Микеланджело — повторяется каждое утро с обычной неожиданностью. Замысел творца виден как на ладони, когда соревнуются стихии, и свет отделяется от тьмы. Трудно передать, как много счастья теряет человек, который пролеживает рассветы в постели.Вскоре я добрался до места, где пейзаж постепенно переставал быть флорентийским, горы отодвинулись на второй план, окрестности превратились в равнину, а я погрузился в море невысоких холмов. Неисчислимые и равномерные, как застывшие волны, их вершины были увенчаны домами из красного кирпича и каменными оградами, их можно было бы принять за замки, но отсутствие окон выдавало в них крестьянские дома. Какое-то время дорога шла по берегу мелкой и мутной речки Эльсы. Бесконечные виноградники, окружавшие дорогу, своей утлой тенью давали небольшое убежище от все выше поднимающегося солнца.
Холмы не строились в шеренги, они вырастали из земли единично, как небольшие стога, поросшие оливковыми деревьями, кроны которых были округло подстрижены. Между кипарисами вились желтые тропки, взбирающиеся вверх как на картинах Беноццо Гоццоли[3]
.Вдруг стало жарко, как в аду, поля вызревающей ржи изнывали от отсутствия малейшего дуновения ветерка. Я никого не встретил, это было воскресенье, а в этот день люди предпочитают сидеть по домам. Время от времени я видел клубы пыли, поднятые стадами овец, пасущимися на холмах, или из-за возвышенности долетал до меня перезвон их звоночков.