Солнечный ветер. Книга третья. Фаустина

– А что он делает, чтобы о нем вспомнили? – спросила Фаустина. Она лежала, лениво откинувшись на спинку, ласково улыбалась Тертуллу. У нее с утра было хорошее настроение, возникшее после проведенной накануне ночью с любовником.

– Рутилиан ходит по книжным магазинам и скупает сочинения стоиков. Он стремится, чтобы об этом донесли тебе, император, а ты пригласил бы его к себе во дворец, завел бы с ним умную беседу.

– Чтобы разговаривать со мной ему надо знать, чему учит философия, – возразил Марк. – Боюсь, что Рутилиану не дано этого постичь.

– Но ты ведь пригласишь его? Он же старается! – попросила Фаустина, которой захотелось встретиться с молодой женой сенатора, дочерью известного жреца Александра из Абонотейхи. Юлия была забавной, она знавала много веселых историй о тех глупцах, которые посылали ее отцу вопросы в надежде получить благоприятный оракул² Асклепия.

Тертулл громко захохотал, замахал руками.

– Тогда императрица, придется приглашать почти всю знать Рима. Все они завидуют бородатым и неухоженным философам и тоже покупают сочинения мудрецов. Я недавно присутствовал в одном доме, где эти люди хвалились своей ученостью, однако, не смогли процитировать ни Зенона, ни Эпиктета.

– А ты можешь? – вдруг спросил Марк, которого задело столь свободное поведение гостя в его дворце. Эти всадники бывают не лучше вольноотпущенников по части воспитания.

– Я не знаток философии, цезарь, – на секунду смутился Тертулл.

«Какой же он все-таки глупец! – отметил про себя Марк. – Напыщенный и самодовольный болван!»

– Ну что ты пристал к бедному мальчику? – вступилась за любовника Фаустина. – Не всем же быть такими учеными как ты. Ты и сам недавно назначил префектом претория вместо погибшего Викторина Бассея Руфа, человека, как говорят, не слишком образованного.

– Да, да, – подхватил Тертулл, – многие удивляются тому, что он не знает греческого языка.

– Конечно, если брать выходца из бедной семьи, то ничего хорошего из этого не получится, – презрительно бросила Фаустина.

– Пусть он не знает греческого, – вынужден был вступиться за своего назначенца Марк, – зато Бассей отменный администратор. Кто еще мог пройти от примипила, трибуна городской когорты и наместника провинции такой путь до префекта претория? И вообще, – он почувствовал, как его охватывает раздражение: – Вы не должны обсуждать мои назначения. Я всегда знаю, что делаю, потому что обдумываю каждый шаг. Если префект Руф не справится, то на этом месте он не засидится!

Оценка Бассея Руфа, прозвучавшая из уст жены и ее гостя, людей ничего не смысливших в искусстве управления государством, его возмутила. Советы и критика дилетантов стали утомлять в последнее время. А может эта усталость была вызвана участившимися болями в животе? Гален находил, что у Марка развивается болезнь, похожая на язву желудка.

Он резко поднялся с ложа, даже не притронувшись к еде и, стараясь сохранить на лице невозмутимость, отправился в спальную комнату. Попрощаться с Тертуллом император посчитал ниже своего достоинства.

Этот ненужный разговор, возникшее раздражение от вида Тертулла и его пустой болтовни, неожиданно для самого Марка оказали на него большое влияние. Обычно уступчивый в семейной жизни, противник острых конфликтов, всегда проявляющий доброту по отношению к детям, он неожиданно для всех заупрямился в вопросе о предстоящем браке старшей дочери Луциллы.

Оставшись вдовой после смерти младшего брата Марка, Луцилла продолжала носить титул Августы; из трех детей от Луция Вера у нее выжила только девочка, да и та часто болела. Все считали, что старшая дочь императора, которой весной исполнилось девятнадцать, слишком молода, чтобы оставаться одной. Фаустина намекала об этом Марку много раз. Нужно только дождаться окончания девятимесячного траура и выдать дочь замуж повторно.

Фаустина уже принялась подыскивать ей достойную партию из круга знатных семейств Рима. Дело выглядело непростым, тем более что подходящих кандидатов у Цейониев, этих вечных спутников Антонинов, не оказалось. И все-таки, спустя некоторое время она нашла нужного человека – Квинта Гетиана из семейства Леллианов. Ему было около тридцати – не слишком старый для Луциллы. Он проделал неплохую карьеру, занимая посты трибуна в седьмом Парном легионе, квестора и монетного триумвира, был хорош собой.

Отправляясь в Большой цирк на скачки, Фаустина захватила Луциллу, чтобы там показать его. На скачки дочь Фаустины надела тунику с легким бирюзовым оттенком, поверх головы накинула платок, украшенный узорами с позолотой, однако Фаустине показалось этого мало.

– Почему ты оделась так скромно? – воскликнула она с возмущением. – Моя мать, а твоя бабка никогда не скупилась на то, чтобы украсить себя золотом и драгоценностями перед появлением на публике. И эту привычку она передала мне. Ты же, Августа, императрица, следуй нашему примеру!

Фаустина в порыве недовольства даже сдернула со своей руки золотые браслеты, надела их Луцилле.