Солнце для мертвых глаз

Никто не учил его говорить «спасибо». Никто не скучал по нему, когда он сидел у соседей, и родные даже не замечали его отсутствия. Чета Ченсов занялась его кругозором. Они повели Тедди в Музей мадам Тюссо, в Букингемский дворец, в Национальный музей естественной истории и музей Виктории и Альберта[3]. Их радовала его восторженная реакция на красивые вещи и живейший интерес ко всем остальному, а отсутствие хороших манер их совсем не заботило. Сначала мистер Ченс не разрешал Тедди прикасаться к пиле или стамеске, но допускал в мастерскую и позволял наблюдать за его работой. Потом дал подержать инструменты, а через несколько недель разрешил остругать кусок деревяшки, которой предстояло стать элементом дверной панели. Призывать Тедди к тишине надобности не было, потому что мальчик по большей части молчал. При этом он не изнывал от скуки, не ныл и ничего не требовал. Иногда мистер Ченс спрашивал, нравится ему резьба или рисунок, и почти всегда Тедди отвечал «да».

Однако время от времени из его уст звучало холодное недвусмысленное «нет», такое же четкое, как то, каким он ответил на предложение бисквитов.

Тедди нравилось смотреть на рисунки мистера Ченса. Одни были вставлены в рамы и висели на стенах в доме, другие лежали в папке в мастерской. Они были сделаны карандашом и с проработкой мельчайших деталей, в каждом штрихе чувствовалась уверенная рука. Горки, столы, книжные шкафы, письменные столы, но иногда – мистер Ченс делал их для собственного удовольствия – попадались и дома. Тедди хотел бы иметь именно такой дом, если б смог заработать на нечто лучшее, чем соседние дома. Ремесленники, которые создают красивую мебель, вырезают изящные буквы и рисуют затейливые узоры на столах, редко зарабатывают много денег. Тедди уяснил это в десять лет, в тот период, когда умерла Маргарет Ченс.

В те времена маммограмму еще не делали. Она обнаружила уплотнение в левой груди, но потом к этому месту больше не прикасалась в надежде, что, если не обращать на него внимания, оно само рассосется. Рак захватил позвоночник, и через полгода Маргарет умерла, несмотря на радиотерапию.

Мистер Ченс сделал для ее могилы надгробие из розового гранита, привезенного из Шотландии, и на этот раз Тедди согласился, что серебряные буквы выглядят изысканнее и больше подобают случаю. Однако слова «любимой жене» и фраза о новой встрече ничего для него не значили; ему нечем было утешить мистер Ченса – по сути, Тедди вообще нечего было сказать, потому что он успел забыть Маргарет Ченс. Альфред не скоро еще взялся за заказы, так что какое-то время мастерская была в полном распоряжении Тедди, который учился, экспериментировал и рисковал.

Никто из Грексов никогда не ходил к врачу. А Тедди не делали никаких прививок. Когда он повредил руку и мистер Ченс на такси отвез его в травмопункт при больнице, ему прежде всего сделали противостолбнячный укол. То был первый укол за всю жизнь Тедди, но он промолчал и проявил полное безразличие, когда игла вошла в тело.

Если Джимми и Элейн что-то и заметили, то ничего не сказали. Кейт же ничего не заметил. Единственной, кто обратил внимание, была Агнес Таутон.

– Что у тебя с рукой?

– Отрезал себе кончик пальца, – ответил Тедди небрежно, тоном давая понять, что такая мелочь не стоит внимания. – Стамеской.

Агнес Таутон зашла к ним по дороге из магазина и застала дома только внука. Она не была ни чуткой, ни проницательной, ни душевной. И детей она не любила. Но сейчас, впервые осознав, в каком положении оказался Тедди, она почувствовала себя неуютно. До Агнес дошло, что он почти всегда один, и она сообразила, что никогда не видела Тедди с шоколадкой, пакетиком чипсов или банкой колы в руке, что у него нет игрушек. Вспомнила манеж, в котором тот провел большую часть младенческих лет, как скотина в загоне. Ее воображение сделало противоестественный, беспрецедентный рывок – и тем самым до крайности вымотало ее, – и Агнес каким-то образом поняла, что любая мать, лишись ее ребенок кончика пальца, обязательно рассказала бы об этом своей матери, тут же схватилась за телефон, возможно, разрыдалась бы.

Что ей было делать? Она не могла поднять шум, отчитать Элейн и Джимми; Агнес не хотела поставить себя под удар. Это назвали бы вмешательством, а она никогда не вмешивалась в чужую жизнь. Оставался один выход. По своему опыту Агнес знала, что он – ответ на все вопросы. На деньги можно купить счастье, и если кто-то говорит обратное, то лжет.

– Тебе хватает денег? – спросила Агнес у Тедди.

– Денег?

– Они дают тебе деньги, ну, на карманные расходы?

Оба знали, что «они» не дают. Тедди покачал головой. Он изучал физиономию бабки и недоумевал, как у нее может быть четыре подбородка и ни одной шеи. Когда Агнес наклонилась, чтобы расстегнуть замок на огромной черной сумке, подбородки стали частью ее груди, как у бульдога.

Из красного кожаного кошелька она достала фунт:

– Вот, возьми. Это на неделю. Через неделю получишь еще один.

Тедди взял деньги и кивнул.

– Скажи «спасибо», негодник.

– Спасибо, – сказал Тедди.