... Пришла Масленица. Велесославль весь украшеный, вычищеный от лишнего снега и всю седмицу по городу шли гуляния. Особенно красиво было вечерами, когда зажигались праздничные огни. Народу на улицах очень много. Наверное не только горожане гуляли, но и с ближайших селений люди приехали. Морозец им не мешал, его вообще мало кто замечал. Гимназистов отпустили отдыхать и мы с Дариной отправились навестить Милану. Сестра, смотревшая всю дорогу на праздничный город молча и безучастно, улыбнулась только в палате Миланы. В белом халате не по росту, печальная, она выглядела как-то нездешне, словно призрак. Но стоило ей войти в палату, как уголки вечно прямых тонких губ поползли вверх, раскосые глаза заискрились, в уголках блеснули капельки еле сдерживаемых слёз. Дарина, белокурая, временами напоминающая куклу несмеяна, со счастливым смехом бросилась обнимать радостную Милану. Я скромно стоял у двери и запоминал эти редкие секунды. Только здесь можно увидеть смеющуюся Дарю. Она что-то спрашивала у девушки, сама что-то отвечала, взахлёб рассказывала и ахала, слушая ответы. Вот такой девочка была до войны. Смешливая, удивляющаяся, любопытная. Теперь настоящая Дарина прячется глубоко внутри себя. И ведь кроме меня, Миланы и Никонова больше никто её такой не видел...
Я не знаю - заплатил ли Вторак взятку врачам или стоял перед ними на коленях. Но пока Дарина пересказывала старшей подруге свои новости, пришла милосердная сестра и объявила, что в качестве исключения Милане разрешена прогулка. Обе девчонки потеряли дар речи, я тоже очень удивился и хотел воскликнуть что-то, но на плечо легла рука. Я обернулся - позади стоял Никонов и заговорщицки держал палец на губах. Сестра вытурила нас, мужиков, из палаты чтобы переодеть Милану. Я развёл руками:
-Ну ты даёшь! Но как?!
-Да неважно. Поможешь?
-Конечно!
Этот день был самым весёлым из всей седьмицы. Мы с Никоновым выезли волнующуюся Милану на крыльцо, а там пересадили на особое кресло, приспособленное для передвижения по снегу. На улице нас ждали Дёмин со Жданом и встретили традиционными праздничными присказками. Милана просто светилась от счастья и еле сдерживала слёзы радости. Дарина не сдерживалась, утирая глаза цветной варежкой. У меня застрял ком в горле и я отвернулся как бы случайно. Стоящая возле уличной двери милосердная сестра прижала ладонь ко рту, глаза её блестели. Она ободряюще мне кивнула и скрылась в здании, выпустив на прощанье клуб пара из больницы. Через улицу от больницы шли гуляния и мы всей счастливой кучкой поспешили туда. Кресло катил Вторак, Дёмин и Ждан помогали. Дарина обняла мою руку и пробормотала:
-Она такая счастливая... Я ей завидую.
Я промолчал. Не надо портить хороший денёк бессмысленными спорами. Не знаю как Дарина и остальные, но я наслаждался окружающими нас смеющимися, добрыми людьми. Весёлые озорные парни и румяные смешливые девушки; благостные мамаши и папаши со своими чадами; снисходительные и заботливые бабушки и дедушки - всех хватало на улицах. Может быть после кровавостей войны, потери родины и безнадёги беженца я воспринимал всё в розовом цвете, но именно такими счастливыми и беззаботными мне казались окружающие. Я страшно завидовал им всем: вот живут же люди! Ничего не знают об уличных боях, о бронеходных атаках и воздушных налётах. Им не обьяснить боль от потери родных и друзей в топке несправедливой войны. Иногда я злился на них за то что они так беспечны и довольны жизнью, когда в соседней стране погибли и продолжают гибнуть женщины, дети и старики. Но тут же я понимал, что в той войне виноваты вовсе не они. А уж в том, что война вообще состоялась виновны мы сами, амурцы. Наша хренова знать и купцы, искавшие только выгоды от виляния между сильными странами, виновны в том в первую очередь. Когда я это понимал, то вместо злости на словенских людей приходил стыд перед ними. Хорошо что такие приступы обиды происходили редко.
Когда мы нагулялись и вернулись к больничному крыльцу, на верхней ступени Вторак встал рядом с креслом, взял Милану за руку. Она, разрумянившаяся от мороза, глядела на него снизу вверх такими влюблёнными глазами..
-Друзья! В этот праздничный день я.. Мы.. Мы хотим известить вас о том, что после лечения Миланы, когда ей исполнится семнадцать, мы поженимся!
.. Ждан и Светиславыч не особо и удивились. Я тоже. Только Дарина удивлённо присвистнула. Вторак отпустил руку возлюбленной и опустился на колено перед Дёминым:
-Ярополк Светиславыч, прошу позволить Милане выйти за меня замуж.
-Позволяю. Хоть и странно говорить заранее, но совет вам да любовь.
Ждан не нашёл ничего лучше, чем ляпнуть:
-Горько, блин!
Милана отчаянно смутилась, Вторак тоже покраснел, но обычай есть обычай: пришлось им поцеловаться. Я услышал вздох Дарины и было непонятно - зависть, сожаление или радость были в том вздохе...