Солнце над Бабатагом

— Погодите, взводный, я доскажу. Да, тут действительно нехорошо получилось. Один беспризорник свистнул у Миши всю выручку. Ну Миша, конечно, в полное остервенение пришел.

— Известно. Кавказец. Горячий человек, — опять вставил Сачков.

— А надо сказать, что Миша, как с фронта пришел, так все свое оружие под прилавок убрал. Ведь у него прямо склад был: винтовка, шашка, обрез, два пистолета и ручных гранат сколько-то. Вот он хватил пистолет и пустился за вором. На весь Пятигорск пальбу открыл! Ну, конечно, милиция. Куда деваться? Пришлось Мише в свой погребок отступать. Бочку к дверям подкатил, оружие на прилавок выложил. Попробуй возьми! Милиция ему кричит: «Миша, сдавайся!» А он: «Нет, — говорит, — только одному Буденному сдамся!» В общем, в полную отчаянность пришел. И, конечно, плохо бы кончилось, если б не один человек, бывший военком эскадрона связи Первой Конной армии. Фамилию его забыл. Он вынул белый платок, ну вроде как парламентер, подходит к духану и говорит: «Миша, ты меня знаешь?» Тот выглянул, посмотрел. «Знаю», — говорит. «А мне сдашься?» «Сдамся!»… Вот так и кончилось.

— Ну и как же, судили его? — спросил Барсуков.

— Нет. Старый человек. Да и раньше очень хорошим себя показал. Только оружие отобрали. Ну и с Пятигорском пришлось расстаться. Уехал к себе.

Из тьмы появилась высокая фигура Харламова.

— Ребята, чего это вы тут полуночничаете? — заговорил он. — А ну, давай живо спать! Завтра выступаем в четыре часа. Стало быть, по холодку. Пока не жарко. Ложитесь!

17

Выступив на рассвете из Каттакургана, Ладыгин вел эскадрон быстрым маршем, чтобы засветло достичь кишлака Ак-Тюбе, а главное, поскорее уйти в горы, где, как говорили, малярия была не так страшна, как в долине. За эту ночь в эскадроне заболело семь человек. Всех пришлось оставить в тыловой части полка.

Стоял удушающий зной.

Эскадрон двигался по залитой солнцем долине. Справа от дороги зеленели сады. За ними, в глубине, виднелись предгорья. Слева простиралось ровное поле с тянувшимися вдоль арыков длинными рядами серебристых тополей. Раскаленный воздух дрожал и струился, и казалось, что и неровная кайма дальних гор тоже струится и вот-вот поднимется в ярко-синее небо.

Впереди показалась горбатая арка моста. Под ней быстро бежала бурая, как кофе, вода. У въезда на мост стояли три красноармейца в обмотках. Один из них, высокий, с простодушным восхищением смотрел на всадников, сидевших на рослых, упитанных лошадях. Он толкнул локтем товарища и, кивнув в сторону колонны, сказал:

— Так вот они какие, буденновцы! Ну, эти-то басмачам духу дадут.

Вихров, ехавший позади эскадрона рядом с Харламовым, остановил лошадь.

— Ну, как воюете, товарищи? — спросил он, обращаясь к бойцам и с любопытством оглядывая их дочерна загорелые лица.

— Да разве это война, товарищ командир?! — наперебой заговорили красноармейцы. — Он конный, а мы пешие. А разве пешему за конным угнаться. Давно вас ожидаем. Тут третьего дня опять банда на кишлак налетела. Ужас, сколько народу побили. Мы пока успели добежать, их уже и следу нет, в горы подались.

— Их за то побили, что они отказались собирать деньги для эмира, — пояснил низенький красноармеец в расстегнутой гимнастерке.

— Далеко ли едете? — поинтересовался высокий боец.

— Далеко, — сказал Вихров. — Ну, мне, товарищи, надо спешить. Прощайте пока.

— Счастливый путь!.. Да, слушайте, впереди не сам ли товарищ Буденный поехал? — понизив голос, спросил с таинственным видом высокий боец.

— Нет. Это наш командир эскадрона, — сказал Вихров, улыбаясь.

— А-а-а, — разочарованно протянул тот. — А я гляжу, уж очень с виду геройский. Не иначе, думал, Буденный.

Колонна подходила к кишлаку Митань. Здесь с полуэскадроном должен был остановиться Ладыгин. Вихрову с остальными бойцами предстояло двигаться дальше, до кишлака Ак-Тюбе.

У развалин хлопкового завода эскадрон спешился. Завод был сожжен басмачами. На заросшем травой дворе валялись обгоревшие горы хлопка, разбитые бочки и осколки стекла.

— Вот бандиты что делают, — заметил Иван Ильич, оглядывая двор и передавая лошадь ординарцу Крутухе, молодцеватому бойцу из терских казаков. Потом он присел в тени на кучу хлопка и, подозвав к себе Вихрова, сказал ему, что тот может двигаться дальше.

— Смотри, Алексей, действуй осторожно, не зарывайся, — поучал его Ладыгин, ласково глядя на него своими мягкими карими глазами. — Теперь ты будешь подчиняться непосредственно командиру полка, но и со мной поддерживай связь.

— И в точности выполняй инструкции комиссара, — добавил подошедший Ильвачев.

Вихров пообещал, что все будет исполнено в точности, и, получив разрешение, отправился в путь. Ему предстояло пройти около двадцати верст, и он, взглянув на часы, решил, что еще засветло достигнет кишлака Ак-Тюбе.