Солнце над Бабатагом

— «Командиру Первой отдельной туркестанской кавбригады Мелькумову,— читал телеграфист.— Приказываю вам с рассветом атаковать Энвер-пашу. Каменев».

— Ясно,— сказал Мелькумов.— Будем атаковат. А пока пройдем в штаб и подумаем, как это лучше сделат.

Когда Мелькумов, отпустивший Лихарева, вместе с комиссаром вошел в штаб бригады, помещавшийся в просторной кибитке кишлачного аксакала, адъютант доложил, что в их отсутствие поступило письмо на имя командира бригады. Письмо это привез местный житель, и оно уже переведено на русский язык бригадными переводчиками.

— Письмо?—удивился Мелькумов.— От кого?

— От Энвер-паши,— сказал адъютант.

— Черт те что!—Ратников пожал плечами.— А ну, давайте посмотрим.

Адъютант подал письмо.

— Та-ак,— протянул комиссар, начиная читать,— Ну, вначале, как и положено, дипломатические тонкости, свидетельствующие полное уважение генералу Мелькумову.— Он усмехнулся.— А вот тут... Постой, постой... Ого! Да он в политику пустился! Слушай: «Вы говорите, что предоставляете самоопределение малым народностям. Так почему же вы не даете им самоопределиться? Зачем вы пришли сюда?»— прочел Ратников.— Слышишь, куда загибает? — Собственно говоря, это то, что можно было ждать от него,— сказал Мелькумов.— Он не успел собрать все свои силы и теперь хочет затеять переписку, чтобы выиграть время.

— Верно!— согласился Ратников.—Энвер-паша затеял бумажную войну, Что ж, я не возражаю ответить ему,— Он взял лист бумаги и начал писать:

— «Энвер-паше.

Да, мы предоставляем самоопределение всем народам и, в частности, народам Средней Азии. Но, чтобы они могли самоопределиться, помогаем им сначала избавиться от эмиратских прислужников и...»— Он поднял голову и вопросительно посмотрел на командира бригады.

— И их английских хозяев!— твердо добавил Мелькумов с решительным видом.

— Не слишком ли резко?— Ратников задержал карандаш на весу.

— А что с ними церемониться? Ведь это же правда,— возразил Мелькумов,—Ну ладно, смягчим,— продолжал он, увидев по выражению лица комиссара, что тот не вполне одобряет его.— Напишем так; «и от их иностранных приспешников».

— Хорошо.— Ратников подписал письмо и передал его адъютанту для перевода.

Мелькумов посмотрел на часы. Было половина второго.

— Ну, а теперь давайте решим, как нам лучше разбит Энвера,— сказал он, помолчав,

— А ты сам ничего еще не придумал?—спросил комиссар.

— Нет, почему, у меля, собственно говоря, есть некоторые соображения,— начал Мелькумов.— Главком предоставил нам инициативу действий, не указав точного часа наступления... Когда светает?

— В половине четвертого.

— Правильно. А что, если мы начнем наступление не в половине четвертого, а ровно в три часа утра откроем беглый артиллерийский огонь, выгоним его из кишлака и завершим дело конной атакой?

— Хорошее решение,— одобрил Ратников.

— Я тоже так думаю.— Мелькумов позвал адъютанта, приказал ему вызвать в штаб командиров полков и начальника артиллерии...

Лихареву так и не пришлось спать в эту ночь. Но подобное обстоятельство не имело для него большого значения. Обладая прекрасным здоровьем, он мог бодрствовать двое суток подряд и оставаться все таким же энергичным и деятельным.

Третий час ночи был на исходе.

Сумерки все больше сгущались. Степь, казалось, спала крепким сном, и вместе с тем все в ней находилось в движении. То тут, то там возникали какие-то глуховатые звуки. Мелькали черные тени ехавших всадников. Бесконечной вереницей они выезжали из камышей и, появившись на миг на фоне протянувшейся вдоль горизонта бледно-белой полоски, вновь исчезали во мраке. Временами слышался железный лязг батарейной запряжки, фырканье лошади, катившийся по земле конский топот, и опять все замирало.

Не светившая больше луна медно-красным шаром опускалась за горы.

И как раз в ту минуту, когда перед наступавшим рассветом все совершенно затихло кругом, ослепительное пламя прожгло темное небо. От громового раската дрогнули горы: батареи ударили беглым огнем. Все осветилось. Стали видны стоявшие в колоннах полки. Над ними длинной искрой сверкнули вынимаемые из ножен клинки. Прозвучала команда. Полки шевельнулись и, развертывая фронт, молча тронули рысью. Земля загудела от мощного топота...

Придерживая рвавшего поводья коня, Лихарев выводил полк во фланг энверовцам. Справа от него скакал Мухтар, слева —Алеша.

При вспышках рвущихся снарядов Лихарев видел, Как какие-то люди, сбиваясь толпой, бежали в кишлак. В то же время навстречу ему развертывалась большая колонна всадников. Среди них колыхалось темное знамя.

Артиллерийский огонь прекратился.

Начинало светать, и уже ясно вырисовывались неровные контуры гор, и тополя, стоявшие вдоль дороги, и черные силуэты людей.

Внезапно правее Лихарева вырвался из лощины конный отряд. В рядах белели чалмы. Бешеным карьером отряд мчался параллельно полку, опережая его и расходясь в стороны большими черными крыльями. Впереди скакал командир с седой бородой.

Лихарев настороженно придержал лошадь, не зная, что это были за люди.

— Свои!—сказал Мухтар.