Солнце, сердце и любовь

Дорога стояла колом, а вокруг все летело: фонарные столбы, деревья, кусты, неожиданно вырастающие открытые пространства. Безысходная серость пейзажа растворяла мысли, и улетающие вдаль реальные картины, как миражи, мелькали, но не оставались в глазах.

Шофер гнал в аэропорт и думал о чем-то своем. Восточная музыка с незабываемым пряным ароматом лилась из четырех динамиков автомобиля.

Она манила своей необычной зажигательной радостью, расслабляла душу, и мысли замирали в безнадежном ожидании чуда и неизведанного восторга.

Он ехал в автомобиле один и говорил сам с собой вслух:

– Неужели все… Неужели я уже не смогу ощущать в себе молодость… А ведь по существу она… не имеет возраста… Правда… и костенеет от безысходности.

Роман Григорьевич чувствовал, что навсегда или очень надолго прощается с Юлией. И что дороги их разойдутся и вряд ли совпадут. Он не понимал до конца, что он хотел от нее, но как все влюбленные, хотел только всего хорошего в ее дальнейшей жизни. Хотелось только оставить след, возможно, не совсем яркий, но важный.

«Любовь дает возможность хоть на миг забыть о смерти. Только влюбляясь и когда любишь, вновь ты живешь…» – подумал он.

При встрече мужчины и женщины всегда возникают узы, они разные и неповторимые. Если нет чувств или они не имеют глубины, эти узы рвутся, но следы контакта остаются.

Жизнь, любовь от Адама и Евы началась с откровения, потом им стало «стыдно» и каждый начал замыкаться сам в себе. Мир получил однобокое развитие, человечество не поняло значения «древа жизни» и «добра и зла».

Многие хотят любви, но боятся ее жертвенности. Каждый воспринимает ее по-своему и у каждого она со своим оттенком страсти или восторженности. Страсть в итоге несет удовлетворение, которое после насыщения может поменять вкусы. А восторженная влюбленность, которую больше понимают женщины, несомненно, ближе к духовному.

13

Роман Григорьевич летел на самолете домой. Он понимал, что покидает эту страну почти навсегда, и, если вернется, только по случаю.

Он думал о Юлии, которая осталась там.

Роман Григорьевич глубоко вздохнул и посмотрел в окно иллюминатора.

«А ведь по правде, я испугался и ее, и продолжения отношений…» – думал он, глядя на солнце, сияющее поверх покрывала облаков.

Он вспомнил одно библейское суждение: «В любви человек раздваивается. Хорошо ли это или плохо понять с нашими суждениями невозможно».

Известно, что история человечества началась с грехопадения, когда произошла утрата человеком «своего другого» и обнажило его внутреннее раздвоение. Появилась боязнь собственной неполноценности или, как упоминается в писании, «нагота» и ощущение «другого», от которого захотелось скрыть свое «Я».

Вначале запретный плод вкусила Ева, затем уже и Адам, который сделал выбор более осмысленно. Причем жертвы он не испугался, а она была неожиданной и меняющей всю их жизнь – изгнание из Эдема и потеря бессмертия. Однако у Адама осталась надежда приблизиться своему «Я», к самому Всевышнему. В писании сказано, что человек тем самым начал свое отторжение от Бога, так как акт покаяния предполагает духовную цельность и видение себя со стороны.

«А может, все было проявлением страсти?» – мелькнуло в голове.

Как будто ненароком под впечатлением у Романа Григорьевича вдруг родился экспромт:

Господь для жизни передал Адаму тело.Частицей духа была дополнена материя.Творец с надеждою свое закончил дело,

Не объяснив возвышенность мистерии.У «древа жизни», чтоб не остаться одномуГосподь помог познать Адаму и жену.За «яблоко запрета» восстал он против Самого.И изгнан из Эдема, лишен бессмертья… Но:Что может быть таким прекрасным,Иль безобразным без предела.Как чувственное проявленье страсти

В обличье человеческого тела.

Роман Григорьевич каким-то внутренним чутьем понимал, что мужчина рождается для протеста и чего-то нового, непроверенного жизнью, для него слово «да» несет даже некое предательство. Настоящий мужчина начинается со слова «нет».

Женщина же рождается для стабильности и продолжения фундаментальных основ жизни, и потому она начинается после того, как произнесла слово «да». Для нее «нет» некое отрицание того, что у нее заложено природой.

Солнце за окном привлекало, но Роман Григорьевич намеренно отвел глаза:

«В чем же и каково оно мое „Нет?..“» – задумчиво улыбнулся он.

На фоне своих последних переживаний и потерь этот вопрос не казался бессмысленным и голословным.

«А действительно?» – молчал он.