Солнце слепых

Что же с ним? Аутизм, или как там его? – стала вспоминать Анна Семеновна. – Когда грезят и бредят наяву. Однако прошел час, и капитана было не узнать. Он снова стал немногословен и, когда Анна Семеновна пыталась растормошить его игрой ума, с недоумением глядел на нее. Складывалось впечатление, что он рассказал ей о себе в некоем забытьи, словно был не в себе. Может, он и вправду был не в себе? А где тогда? Вроде не пьян.

Глава 4. Три грации

Из-за Анны Семеновны теплоход задержался на сутки.

Во время очередной остановки она повела свой выводок в лес по ягоду. Там они, видимо, заплутали и к урочному часу не вернулись. Свечерело, давно уже пора отходить, а их нет. Дали гудок, через пару часов пустили несколько ракет. Бесполезно. С полуночи до рассвета теплоход каждый час ревел белугой.

В двенадцать тридцать пополудни группа ягодников явилась, помятая, искусанная и смертельно усталая. Одежда кое на ком оборвалась, все были в листьях и паутине. Впереди с песней шагала Анна Семеновна. У нее лицо опухло от укусов, глаз не было видно, а руку перебинтовывал оторванный рукав блузки.

– До чего же хорошо кругом! – пела Анна Семеновна.

– Марш политбюро? – хмыкнул капитан. – Что с рукой?

– На медведя в малиннике напоролись. Мои испугались – медведя не видели! – и тикать, а я палку взяла и на него. Медведь – бежать! А палка одним концом в него, другим в меня – уткнулась, вот и поранила слегка. Трусливый мишка попался!

– Мужик, – вздохнул Дрейк. – Однако, на сутки вышли из графика. Что делать теперь?

– Как что? Конечно же, догонять!

– Догоним и перегоним. Стоянки придется сокращать, Анна Семеновна.

– В чем же дело? Урезать, так урезать!

– А в чем причина задержки, позвольте полюбопытствовать?

– Да в медведе же! Медведь-то в одну сторону рванул, а мои в противоположную. Пока нашли друг друга, темно стало. Вон все охрипли, орали столько! Собрались – сами не знаем, где. До утра пережидали возле костра. Столько песен спели!

– А наши гудки вы не слышали?

– Услышали. На них, как светать стало, и пошли.

К удивлению Анны Семеновны, после того, как они накануне оба рассказали друг другу столько важного и даже странного, они вновь вернулись к тому «балдежному» языку, в котором мало слов участия и на котором общается вся страна.

Опоздали на десять часов. И вместо вечера подошли к причалу рано утром.

Дрейк ночь не спал, так как Анна Семеновна устроила напоследок диспут, который, начавшись вечером, завершился на рассвете. Уснуть под него не смог бы и мертвый. Диспут сопровождался песнями, танцами и барабанной дробью.

– Капитан, я с вами не прощаюсь! – воскликнула Анна Семеновна, сходя по трапу на берег. – Я вновь на земле. Девушки, это надо отметить! Айда ко мне домой! Кэп, не желаете?

Дрейк развел руки в стороны и сделал скорбное лицо:

– У меня семья, семеро по лавкам. Ждут тятю.

– Привет вашим оглоедам! Смотрите, наведаюсь! У меня есть ваш адресок!

– Милости просим, – устало произнес Дрейк.

В первый раз он был выжат круизом, как лимон. И впрямь так захочешь на пенсию. Тут он вспомнил, что просил Зиночку оставить два билета на спектакль ленинградцев. Спектакль! В круизе, да, вот это был спектакль! Неужели она всю жизнь так живет?!

Дрейк зашел в пароходство и поднялся к секретарше. Билеты были на третий ряд.

– Я уж думала, сорвется наш выход, – сказала жена. – Позвонила Зинаиде, говорит, задерживаетесь на сутки.

– Нагнали четырнадцать часов.

Лида сделала прическу, расфрантилась. Федор посоветовал ей убрать с шеи красный платок.

– Чересчур смело, Лида. Авангард.

– Авангард? А галстук твой?

– Да он у меня один. На все времена. Ну что, айда?

– Еще два часа.

– Коньячку в буфете пропустим, пирожных с кофейком. В честь праздника.

– Какого праздника? – через двадцать минут спросила Лида.

– Праздника?

– Ты сказал, в честь праздника.

– Я вернулся, разве не праздник?

В фойе театра висели портреты ленинградской труппы. Дрейк останавливался возле каждого, а увидев Катю, вздрогнул и быстро прошел мимо.

– А это кто? – придержала его Лида. – Вроде как в кино где-то видела? Не знаешь?

Федор молча стал разглядывать портрет. Сердце его билось с такой силой, что он слышал, как оно отражается от стен холла театра.

– Туманова, – прочитал он.

– Я и сама вижу, что Туманова, – Лида подозрительно, как показалось Федору, посмотрела на него. Значит, она Туманова, подумал он, не Дерейкина, не Славская.

– Кэп! – раздалось вдруг через все фойе. – Три тысячи чертей! Вы тоже тут?

– А где же мне еще быть? – неожиданно для самого себя гаркнул Дрейк.

Все рассмеялись.

– Ты чего это? – Лида с ужасом глядела на мужа и на сумасшедшую бабку в каком-то малиновом кимоно с черным широким поясом, которая горланила через все фойе, как на пляже.

– Общаюсь, – сказал Дрейк. Он даже рад был, что появление Анны Семеновны сняло некоторую напряженность между ним и Лидией. – Подойдем, – сказал он жене. – Это проректор института. Может, поможет чем, когда Маша поступать будет.

Подошли. Дрейк представил друг другу дам. На малиновой спине проректора извивался ужасный черный дракон.