Читаем Солнце слепых полностью

Еще одно столкновение с «мадам» у Дрейка произошло в приемной Мазепы в конце января. Капитан ждал, когда из кабинета выйдет диспетчер, чтобы согласовать вопросы партхозактива, выносимые на конференцию. Дрейк, как секретарь парторганизации управления пароходства, замещал попавшего в больницу секретаря парткома, поскольку не было и командированного на учебу в Москву зама по оргвопросам. Мазепа пригласил его на десять тридцать, Дрейк пришел за пять минут до назначенного. Надо было отдать Мазепе должное: он был пунктуален во всем. В кабинете был диспетчер.

- Федор Иванович, а почему вы занимаетесь этими вопросами? - поинтересовалась Зина, хотя прекрасно знала диспозицию пароходства на каждый день.

- Выбит партком и закрыт. Вот повесили на меня подготовку. Думал отдохнуть недельку.

Тут зашла Нина Петровна и, ни слова не говоря, прямиком к двери кабинета, и уже взялась за ручку.

- Товарищ Сидорова, здесь очередь! - окликнул ее Дрейк.

«Мадам», не отпуская ручку, повернула к нему свое белое лицо и снисходительно ухмыльнулась. А потом, вскинув голову, зашла в кабинет. В проеме дверей только дернулся обтянутый брюками зад. Дрейк посмотрел на секретаршу. Та вздохнула.

- Зиночка, подскажите Егору Дмитричу, пусть намекнет... «мадам», что тут не институт стандартизации, а производство.

- Я уже говорила ему, - сказала она, и Дрейк услышал в ее тоне больше, чем она произнесла. Н-да, похоже, настают в пароходстве новые времена.

Вышел диспетчер. Дрейк встал было, да вспомнил, что в кабинете находится Сидорова, снова сел. Минут двадцать прошли в ожидании. Зина перебирала корреспонденцию, изредка поглядывая на Дрейка, изучающего рисунок линолеума. Не разговаривалось. Прошло двадцать пять минут. Капитан встал. Хватит! - решил он.

- Это ч-черт знает что! - вырвалось у него, и в этот момент открылась дверь. Первой вышла грудью вперед и вверх улыбающаяся «мадам», за ней, чуть нагнувшись к ней, Мазепа.

- Егор Дмитриевич! - произнес резко Дрейк. - Вы мне назначили на десять тридцать. А уже без пяти одиннадцать. Я полагал, что партхозактив важнее вопросов стандартизации?

- Дерейкин! Вас не спрашивают! - сказала Сидорова.

- А вы, Сидорова, не лезьте в разговор мужчин! - рявкнул Дрейк.

Зиночка заметалась за столом. Мазепа стал наливаться кровью. Сидорова улыбалась, кусая губы.

- Так как, Егор Дмитриевич, партхозактив будем проводить? Может, поручим - ей?

- Заходите! - отрезал начальник, пропуская капитана в кабинет. - Зина, никого не впускать!

В феврале «Вечерка» напечатала разгромную статью о безобразиях, вскрытых комиссией горкома в одной из парторганизаций пароходства, где секретарем был товарищ Дерейкин Ф.И. На парткоме пароходства, естественно, этот факт обсудили и сделали оргвыводы. Потом начались наезды на Дрейка по хозчасти, отчетности, коллективу, в котором он был парторгом, а в марте стали разбирать и личные качества самого капитана.

Дрейк разругался вдрызг с первым секретарем парткома, вышедшим с больничного, и не сказавшим ничего вразумительного о причинах появления той статьи, пробовал несколько раз попасть на прием к Мазепе, но тот вдруг стал недосягаемым, как фюрер. Секретарь Зиночка позеленела от вранья. Ей безотчетно нравился Дрейк. Хорошо представляя всю подоплеку происходящего, Зиночка не знала, чем помочь Федору Ивановичу. Ведь выживут до выхода на пенсию, в лес не ходи, выживут!

Короче, за четыре месяца до выхода на пенсию Дрейк сам понял это, плюнул на все и без предварительного уведомления подался в бункер к Мазепе. Зиночка щебетала по телефону и проворонила Дрейка. Она пискнула, но за Дрейком уже закрылась дверь.

В кабинете никого не было. Дверь в «сераль» была закрыта. «Сералем» назывался небольшой уютный кабинет для гостей, позади основного кабинета. С диваном, креслами, торшерами, телевизором и холодильником. В «горке» сверкал хрусталь, и тускло отсвечивало серебро.

- Товарищ начальник! - громко позвал Дрейк. - Егор Дмитрич!

В «серале» кто-то был.

Была не была, решил Дрейк и постучал в дверь «сераля». Потом открыл ее. На диване сидел с безумными глазами красный Мазепа. Волосы свесились с его лысины, а «мадам», накрытая полотенчиком, лупала на Дрейка глазами. Вся ее лягушачья шкурка лежала и висела на стульчике.

- О, у вас тут, как в бане! - сказал Дрейк.

- Выйдите во-он! - побагровел «гетман».

- Успею. А то к вам не попадешь. Занято все время. Как в общем вагоне. К Гитлеру было в бункер проще попасть.

- Егор Митрич! Как вы терпите это! - ужаснулась «мадам».

- Что, мадам, - спросил Дрейк, - озябли? Грудку прикройте.

- Да как! Да как ты сме...

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука