Солнце слепых

— Оттого вы меньше живете! Меня звать Анна, а вас, капитан?

— Дрейк. Фрэнк Дрейк, — сипло представился капитан.

— О! — воскликнула Анна Семеновна и стала сыпать английские фразы вперемешку с латинскими, на которые капитан реагировал одинаково: никак.

Правда, один раз у нее вышла досадная осечка, но капитан, видимо, не имея классического образования, к счастью, ее не заметил. Анна Семеновна воскликнула: «Imago animi vultus» («Лицо — зеркало души»), и тут же прикусила губу. Если на опаленном огнем лице капитана остались такие рубцы, что же было у него, у бедняги, с душой? Она подавила привычку то и дело выражаться по-латыни, но не выражаться вообще.

«Аудиенция» явно затягивалась. Дрейк уже пару раз поглядывал на часы. Даже встал, прошелся по каюте взад-вперед, постучал пальцами по томику Блока.

— Позвольте, капитан? — Анна Семеновна потянулась за книгой, полистала страницы. — Я вижу, вы любите его, вон какие захватанные страницы.

— У меня руки по локоть в крови.

— Шутник! А сами не пишете стихи? У вас удивительно поэтический взгляд на мир, и у вас та-кие глаза…

— Нет, воздерживаюсь. Хотя слово люблю.

— Это заметно. Только истинно ценящий слово скуп на него. Я имею в виду, разумеется, вас, мужчин, — вздохнула Анна Семеновна. — Жаль, что не пишете, жаль. А то я организовала литературный журнал, два дня тому уже объявила всем. А в вас я вижу талант незаурядного полемиста.

— Вам дали разрешение на издание журнала?

— Разрешение? Мне? Еще нет, дадут, это тьфу, — махнула рукой будущий главный редактор. — Не берите в голову!

— Я и не беру, — усмехнулся Дрейк. — Вообще-то в юности я забавлялся пиратскими историями. На радио выступал…

Анна Семеновна даже подскочила:

— Да что вы говорите! О пиратах? На радио?! Это же колоссально! В наше-то время, когда самый большой континент — Малая земля, — это же сногсшибательно! Да меня продирает всю от одной только мысли о пиратах! Эх, к ним бы попасть, а? — Анна Семеновна кровожадно взглянула на капитана. — Все, кэп, заметано! Как только оказываемся на суше, вы тащите мне все про пиратов! Scripta manent! [10]

— Прошу прощения, Анна Семеновна, мне пора на подушку, Морфей ждет. Этот разбойник — почище пиратов.

— О! Уже час ночи! — ужаснулась Анна Семеновна. — Простите, капитан, я несносна! Посмотрите, какая в небе луна! Сейчас вся Япония сходит с ума по полной луне!

— Полнолуние — время безумств и лопнувших куриных яиц, — заметил Дрейк.

Под утро Дрейк вышел на палубу, сел в кресло, закурил и задумался о предстоящей пенсии. О ней он никогда раньше не думал, знал только, что она впереди по курсу, где-то потом. «Что же я буду делать на ней?» — подумал он и поежился. Предутренняя синева веяла прохладой. Теплоход, дрожа телом от натуги и старости, плелся навстречу собственной пенсии. «Странно, что сейчас можно спать», — подумал капитан. Был синий час прозрачных мыслей, чистый и светлый час. В сутках, пожалуй, нет другого такого часа.

Два дня разговоры, вернее, пикировка Анны Семеновны с капитаном при случайных, а может, и преднамеренных с ее стороны встречах носила общий характер:

— Капитан!

— Да, мадам?

— А покажите-ка мне ваш линкор изнутри!

— Вас интересует гальюн?

— Но эти ступени ведут в трюм.

— Да, мадам, в трюм.

— А эти — на мостик?

— Вы совершенно правы, на мостик.

— Помните, как у эллинов.

— Помню, очень свежо!

У боксеров, как известно, хорошая реакция сохраняется на всю жизнь. У Дрейка же, в юности занимавшегося боксом, реакция была вообще мгновенной на любой удар, даже в форме летящего язвительного слова или безобидного острого словца. Жизнь закалила. Надо отдать ему должное: при этом он вел себя великодушно, как осознающий свою силу и превосходство противник. Дрейк или уходил от удара, или упреждал его, парировал, понапрасну не оскорбляя нападающего. Он наперед знал, куда ударит противник, ибо болевых точек у человека не так уж много, и главная из них — самолюбие.

Анна Семеновна решила взять быка за рога. Пожалуй, у такого рогов никогда и не было, подумала она. И это ее вдохновило. О танцах тема исчерпала себя. Нужна новая.

— Почему вас не видно вечером на палубе, капитан?

— Мне положен отдых, мадам.

— Отдых? От чего?

— От дел.

— О, простите! А когда же вы их начинаете?

— В четыре утра, на рассвете.

— Что вы говорите? То-то вас не видно в обществе!

На следующий день Анна Семеновна с трудом продрала глаза в четыре часа ночи («утра»!) и, пошатываясь, вышла на палубу. В кресле курил мужской силуэт. В полумраке это было очень красиво.

— Позвольте огоньку? — хрипло обратилась Анна Семеновна к силуэту и: — Позволите? — села рядом.

Силуэт щелкнул зажигалкой. Колеблющийся свет упал на лицо.

— Это вы, капитан? — Анна Семеновна задула огонек. — Предпочитаю прикуривать. Старая военная привычка.

— Воевали?

— У Доватора. А вы?

— В разведке.

— Швейцария, Берн?

— В Швейцарии, точно, Берн, а в Полесье болота. «Беломор»?

— Какое зрение у вас!

— По запаху.

— «Беломор», кэп. Это, капитан, наша общая с вами судьба. Но скажи мне кто повторить ее еще раз — ни за что!