Солнце в день морозный (Кустодиев)

…Цельный и крепкий язык пьесы требовал таких же красок: красный кумач, синий ситец в горошек, платки с алыми цветами — мой фон, на котором движется вереница баб, генералов, мужиков и глупого царя в придачу… От тебя, дорогой зритель, требуется только смотреть на все это и унести с собой веселое светлое настроение празднично проведенного вечера… Мы делали все, чтобы оно у тебя было, не наша вина, если ты возвратишься домой с твоей обычной ленинградской хандрой и недовольством. Угодить тебе ведь так трудно, еще никто не знает, что тебе нужно.

С товарищеским приветом

Б. К.".

Эти забавные странички тем более удивительны, что писались они с немалым трудом — буквы получались крупными, поставленными широко и неуклюже. Его руки уже не подчинялись ему, как раньше, и писать он мог только карандашом. Руки страшно сводило, он почти не чувствовал локтей.

Борис Михайлович торопился. Энергия его в этот последний год жизни поразительна. Он работает самозабвенно, неустанно. Он не позволяет говорить с ним о здоровье, отшучиваясь: "Работаю — значит живу".

Не может быть остановки в творчестве! Постоянный поиск, открытие! Его сковала неподвижность, он не может искать натуру, но ведь память, эта волшебная сила, его фантастическая спасительница, подскажет ему детали и образы, которые так нужны.

Зрительная память восстанавливала то, что он видел 30–40 лет назад. Воспоминания для него были теперь сильнее, чем жизнь. Он пишет: "Меня опять потянуло на краски, и опять стали мучить меня ненаписанные картины". Ненаписанные картины!

Его тянет к большим полотнам, а это почти недоступно! Значит, надо заняться чем-то другим. И он овладевает техникой гравюры и целыми вечерами режет по линолеуму или дереву. Болит рука, но зато голова и сердце так четко работают и душа все так ясно видит.

В тот последний год он действительно жил спеша, словно чувствовал, что осталось немного. Он сделал в тот год:

восемь портретов,

несколько пейзажей,

плакаты, календари,

десятки гравюр на линолеуме,

десятки иллюстраций к книгам,

декорации к трем спектаклям

и еще эскизы для кукольного театра

и многое, многое другое.

Он вершил свой героический труд, свой высокий подвиг.

— Вы просто святой, — сказал как-то Замятин (он напишет потом воспоминания о Борисе Михайловиче и назовет их "Житие Кустодиева").

— Мне ничего другого не остается, как быть святым. Хотя сам я святости не терплю, — говорил художник и переводил разговор на другую тему. Например, об искусстве. И с грустью говорил:

— Вы знаете, отчего я больше страдаю? Не от болей и неподвижности. А оттого, что я уже десять лет не видел Рембрандта, Тициана…

Последний месяц-май

Пятого мая 1927 года день выдался солнечный и ветреный — любимая погода Бориса Михайловича. Солнце приближалось к закату, когда возвращались из Пушкина от Алексея Николаевича Толстого.

Самодельный автомобиль издал звук первобытного животного, затарахтел и встал. (В те дни, когда Михаил Михайлович собирал автомобиль, квартира напоминала ремонтную мастерскую. Юлия Евстафьевна лишь тихо ахала, глядя на приставленные к синим обоям колеса, на паяльную лампу, стоявшую на диване из красного дерева. Но все мирились с этим — ведь благодаря автомобилю Борис Михайлович получал воз можность ездить.)

Решили сделать привал. Кустодиева вынесли с креслом.

— Я как Карл XII после Полтавской битвы, — пошутил он.

— Скорее как Петр I, ты выигрываешь все битвы, — заметил брат.

Михаил Михайлович и Кира поставили кресло под елкой, а сами пошли осмотреть машину. Юлия Евстафьевна присела на пенек. Мельком, но внимательно взглянула на мужа. Устал, захандрил?.. Или просто, прищурив глаза, оглядывается вокруг? Дремлет? Она всякое свое действие ставила в зависимость от мужа. И сиделка, и врач, и поверенная в делах; служила натурой, была первым зрителем и первым критиком. Вся ее жизнь давно уже превратилась в служение ему. Как-то в Госиздате встретился Маршак и долго рассыпался перед ней в комплиментах: мол, какая самоотверженная женщина, Воинову бы надо о ней тоже написать монографию; чем она хуже жен декабристов?..

Юлия Евстафьевна улыбнулась. Шутки шутками, но она постоянно в напряжении, вот и сейчас, стараясь, чтобы он не заметил, она поглядывает: не холодно ли ему, под рукой ли все необходимое?

Сквозь смеженные ресницы Кустодиев смотрел на освещенный заходящими лучами солнца лес.